Шрифт:
Закладка:
– Почему это вызывает у вас любопытство? – мрачно поинтересовался он. – Хотите развлечься детективчиком?
– Так это были вы? – девушка поддалась и немного опустила подбородок, пытаясь сыграть скромность. Возможно, она поторопилась со своими вопросами.
– Нет, я не г’рил им идти в дом Сноу.
Мэй слышала, что Невилл Хаскелл – отличный шахматист, вот и их разговор всё больше напоминал шахматную партию. Он глубоко вздохнул, встал со стула и потянулся. – Я получил записку через день или два после убийства.
– Ту, которую упоминали в суде: о том, что Люси была отвергнута?
– В записке было просто сказано «юная леди». Без имени. Но трудно не прислушиваться к сплетням, когда ты – управляющий клуба. Все судачили о девчонке Сноу и герцоге. Но я не один из сплетников – и строго запретил своим повторять, всё, что услышат. Под страхом увольнения. Я за железные порядки. Но это вопрос закона: преступление свершилось в этих стенах. Поэтому я позвонил Маунт-Дезертскому констеблю, констеблю Бандльзу, и рассказал ему и о записке, и о сплетнях, которые слышал… Вот и… вся история.
– Да, – кивнула Мэй. – История, основанная на сплетне.
– П’слушьте-ка! П’слушьте-ка, Мэй Плам! Я достаточно вас поразвлекал. Этот вопрос вас не касается, к тому же он гораздо сложнее, чем в состоянии понять юная девушка.
Мэй наклонилась вперёд, пронзая его острым взглядом:
– Мистер Хаскелл, при всём уважении – вам не хватает важной части истории.
Невилл Хаскелл был ошеломлён смелым выпадом девушки. Взгляд Мэй посуровел, челюсть выпятилась совершено неподобающим образом, как если бы она осмелилась читать ему нотации, чем, кажется, и намеривалась заняться. Он был чертовски хорошим шахматистом: не стал отвечать на вызов, но в деланно спокойной манере с помощью всего лишь намёка на неуважение заманил её, немного встряхнув:
– И что же это может быть, юная леди?
Мэй ненавидела, когда люди произносили слова «юная леди» с интонацией Невилла Хаскелла.
За ними, казалось, скрывалось: «А достаточно ли ты умна, чтобы знать всё на свете? Ты ведь всего-навсего девчонка». Но Мэй не позволила себя отвлечь:
– Как эта записка тут оказалась? Пришла по почте? – спросила она.
– Нет. Она лежала здесь, когда я пришёл на следующий день или, скорее всего, два дня спустя.
– Её просто подбросили?
– Более-менее.
Мэй склонила голову, внимательно на него посмотрев, будто вопрошая: «Так более или менее?»
– Её обнаружила мисс Гудфеллоу, моя секретарша, пришедшая утром первой. Она всегда приходит довольно рано. Записка была подсунута под дверь, мисс Гудфеллоу подняла её и положила на мой стол.
– Сейчас её здесь нет?
– Нет, к’нешно, зима на дворе. Чего ей торчать здесь круглый год – секретарша нужна только в сезон. Она работает на полставки бухгалтером на сардиночной фабрике дальше по улице.
6. Мисс Гудфеллоу
Сардиночная фабрика располагалась на набережной, в самом конце Атлантик-стрит, на пристани, куда прибывали сейнеры с сардинами. Ветер разносил запашок на добрые четверть мили вокруг. Солнечные лучи лениво пробивались из-за облаков, лодки покачивались у причала, на подъёмниках сушились тёмные сети. Мэй почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она не могла забыть отчаянные крики тюлених-матерей, чьи детёныши попадались в эти путы. Сети покачивались на ветру, подобно лохмотьям призраков, летящих в ночи. Хотя была только половина четвёртого пополудни, в это время года на самом севере штата Мэн темнело рано, и на фабрике уже зажгли масляные лампы.
Мэй вошла через главный вход и спросила у портье, может ли она поговорить с мисс Гуд-феллоу. Не поднимая головы, он махнул дальше по коридору. На его руке было только три пальца. Профессиональная травма рабочих сардиночной фабрики. Потрошение и обезглавливание маленьких рыбок требовали сноровки. Одно неточное движение ножа, – и пальца, а то и двух, как не бывало. Мэй двинулась тёмным коридором. Вскоре она увидела дверь матового стекла с надписью «Бухгалтер», нанесённой чёрной краской по трафарету. Мэй тихонько постучала.
– Войдите, – голос был слабый и тонкий.
Мисс Гудфеллоу выглядывала поверх высокой конторки. Всё в ней казалось миниатюрным: она примостилась на табуретке, и её ноги болтались в футе, а то и больше, над полом. Острые нос и подбородок напомнили Мэй мышку.
– Чем могу быть полезна?
– Я Мэй Плам.
– Это я знаю, – ответила женщина, едва шевельнув тонкими, бесцветными губами. Глаза её были очень бледными – настолько, что казались почти прозрачными.
– Хотела задать вам несколько вопросов.
– Касательно бухгалтерского учёта?
– Нет, нет… с чего вы взяли?
– Потому что в это время года мне задают именно такие вопросы. Бухгалтерские вопросы. Зимние вопросы. Сардиночные вопросы. Пальцеотрубательные вопросы. Врачебные консультации, – хотя я всегда отправляю их к доктору Холмсу. Летом мне задают летние вопросы. Вопросы о резервировании, о рассадке, – она сделала паузу, – о вазочках для варенья.
Мэй не теряла времени даром:
– У меня вопрос о вазочках для варенья.
– Об отравлении, полагаю.
– Как вы догадались?
– Это не догадка. Думаю, вы бы не стали спрашивать о вазочке с вашим именем.
– Да, вряд ли, – Мэй рассмеялась. – А если бы спросила, то была бы первой островитянкой, сделавшей это. Такой славы мне не надо.
Мисс Гудфеллоу отложила перо. Возможно, это было хорошим знаком. Во всяком случае, показывало готовность немного поговорить. Мэй поняла, что ум мисс Гудфеллоу организован так же аккуратно, как и её книги. Если это так, она может оказаться весьма полезной.
– Так какой вопрос?
– Он скорее не про вазочку, а про записку.
– Ах, записка! – воскликнула мисс Гудфеллоу, подняв палец с недостающим кончиком. – Та, в которой обвинили девочку.
– Именно эта, мэм.
Глаза мисс Гудфеллоу как будто заискрились:
– Не желаете ли чашечку чая, мисс Плам?
Ни один человек на всём острове никогда не называл Мэй мисс Плам.
– Да, было бы замечательно.
Мисс Гудфеллоу скатилась с высокой табуретки и подошла к самой маленькой чугунной печке, которую Мэй когда-либо видела.
– Так это вы нашли записку? – без промедления спросила Люси.
– Несомненно! – глаза мисс Гудфеллоу расширились. – Кто-то подсунул её под дверь клуба.
– А вы её прочитали? – казалось, мисс Гудфеллоу была совсем не прочь поговорить об этом.
– Ах, конечно. Это был не запечатанный конверт, а просто сложенный листок бумаги. Будто ждал, когда его прочитают.
– Ждал, когда его прочитают? Любопытно… – Мэй запнулась и слегка почесала затылок. – И что вы подумали?
– Я подумала, что подчерк какой-то странный.
– Как это – странный? – Мэй задрожала от волнения.
Если кто и разбирался в подчерках, так это мисс Гудфеллоу, проводившая кучу времени над гроссбухами и счётными книгами.
– Он выглядел неестественным.
– Неестественным? Как?
