и сунула их в холщёвую сумку. Огляделась вокруг почти с отчаяньем. Девушка жила здесь с того самого дня, как Гар нашёл её, брошенную на произвол судьбы. Она мечтала, что когда-нибудь уйдёт к Хью. А вдруг он решил разбить все её мечты? Она вообразила телефонные провода, тянущиеся от Бостона до Бар-Харбора. С летящими по ним маленькими искрами, как он объяснял. Представила их разговор. Чёткий, разумный голос, которым он рассказывал о падении звёзд или экваториальной системе координат. «Посмотри, Мэй, на самом деле это довольно просто». Такой фразой он частенько предвосхищал дальнейшие математические объяснения. Но теперь Хью не будет говорить о математике и астрономии. Он будет говорить о них. «Итак, посмотри, Мэй, на самом деле это довольно просто. Мы не можем пожениться. Мы не можем жить вместе из-за твоей своеобразной сути…» Он назовёт её ошибкой природы? Нелепым созданием? Нет, он никогда не поступит так жестоко. Собирая вещи, девушка чувствовала, как к горлу подступают рыдания. И, возможно, это действительно было довольно просто: потерять либо море, либо любовь.

Мэй беспокоилась всю дорогу: пока они плыли на маленьком катере по бухте и заливу в Бар-Харбор. Что Хью хочет ей сказать? Зачем он позвонит? Что-то случилось с Люси? Или, может быть, он хочет сообщить, что всё это чересчур для него. Он сделает всё возможное, чтобы помочь Люси, но им следует прийти в себя и осознать, что они никогда не смогут жить вместе. Это стало бы слишком большой жертвой и для них, и для их детей – как бы им было тяжело. Да, он, должно быть, звонит, чтобы «взять перерыв».

Она вошла, капая, на кухню миссис Холмс и сняла клеёнчатую шапку. Миссис Холмс усадила её напротив старенькой дровяной печки с кружкой чая, чтобы согреться. Мэй нервно коснулась ободка кружки, осматриваясь по сторонам.

– Телефон прямо здесь, на кухне?

– Да, если ночью потребуется неотложная медицинская помощь, доктор Холмс не услышит телефон из кабинета. Но мы спим в комнатке прямо рядом с кухней.

Мэй уставилась на телефон, потом – на часы. Оставалось пять минут. Две минуты. Одна. Мэй пригладила волосы и села прямее. «Как будто он меня увидит. Как глупо». Миссис Холмс незаметно вышла из комнаты. Теперь часовая стрелка указывала точно вверх. Прошло уже тридцать секунд, но никакого звонка не было. Мэй почувствовала нарастающую панику. Прошла полная минута. Потом две. Она уже собиралась идти на поиски миссис Холмс – уточнить, правильное ли время показывают часы, когда раздалась пронзительная телефонная трель. Девушка соскочила со стула и схватила трубку.

– Мэй? Это Мэй?

– Да! Хью? – она готова была упасть в обморок. Он начал очень быстро говорить о чём-то, что нашёл в библиотеке. Нечто в книге или, возможно, в журнальной статье могло помочь Люси, и Мэй должна была приехать в Кембридж.

– Стой! Стой! Слишком быстро. Дай я возьму бумажку и всё запишу. – Единственная бумага, которую она приметила, оказалась сплюснутым коричневым пакетом. Она принялась строчить, как сумасшедшая. Её охватили волнение и облегчение. Хью звонил не для того, чтобы распрощаться, – он нашёл нечто, что может спасти её сестру. Она чувствовала себя виноватой, что сомневалась в нём, и хотела бы дотянуться через телефонный провод, чтобы погладить его щёку, как в ту первую ночь, когда он взял её посмотреть на звёзды.

Хью нашёл статью профессора Лоуренса, – имя неизвестно, – приводившего научные доказательства существования «мифических морских существ».

– Лоуренс, – хрипло повторила Мэй. – Так звали моего отца, капитана «Решительного», корабля королевских военно-морских сил.

– Знаю, – ответил Хью. – Я не совсем уверен, что это значит, но совпадений слишком много, чтобы они ничего не значили. Думаю, у тебя должны быть какие-то родственники – дядя, кузен или кто-то ещё. Кто-то влиятельный, кто мог бы помочь. Думаю, тебе стоит приехать ко мне в Кембридж. Сможешь завтра сесть на «Прути»?

– Да, только скажи, где мне тебя найти.

– Я встречу тебя на пристани.

– Спасибо, – с долгим вздохом проговорила Мэй. – Не верится, что ты делаешь всё это для Люси. И для меня.

Повисла пауза, и на мгновение Мэй подумала, что связь прервалась. Но потом раздался его голос, твёрдый и ясный:

– Я сделаю для тебя всё, что угодно, Мэй.

8. Год и барк

«Высунь-ка свой маленький язычок, и я отрежу его в счёт оплаты», – потребовала морская ведьма у русалочки в обмен на зелье, которое бы заставило принца в неё влюбиться. Этти вздрогнула. Девочка ненавидела «Русалочку», но с момента ареста Люси её неумолимо тянуло перечитывать эту сказку. В детстве она была у Этти любимой. Когда девочка читала её несколько лет назад – до встречи с Ханной, Мэй и Люси, – сказка Андерсена казалась ей романтичной и прекрасной. Но теперь, узнав трёх настоящих русалок, Этти поняла, как неправ был Андерсен, описывая подводный мир. Теперь она знала, каков он на самом деле, – ей рассказали о нём три настоящие дочери моря. Мир, описанный Андерсеном, стал походить на чрезмерно украшенный именинный торт. Больше всего Этти возненавидела часть о «душе». В особенности старую глупую бабку-русалку, шамкавшую о том, что у детей моря нет бессмертных душ, как у людей на земле.

Теперь же её привлёк ужас, заключённый в «Русалочке». Ханна, Мэй и Люси, может, и были морскими созданиями, но также и девушками из плоти и крови. И самыми близкими подругами Этти. Даже родные сёстры, Кларисса и Лайла, оказались ей не так близки. Особенно Лайла, признанная «психически неуравновешенной». Какой эвфемизм. Она была просто невменяемой и откровенно подлой. Ещё была Кларисса, милая, но весьма скучная, внезапно блеснувшая обещанием неземной красоты и охотно превратившаяся в маленькую куколку, которую так нравилось наряжать их матери. Это, конечно, было горчайшей иронией. Её собственные сёстры росли настолько непохожими на неё, насколько это вообще возможно, зато Ханна, Мэй и Люси казались настоящей роднёй. Она завидовала не только их дикой природе, позволявшей им беспрепятственно бороздить море, но была в восторге и от их живого ума. Каждой были дарованы ум и талант, находившие отклик в душе Этти. Ханна играла на арфе прекраснее любой заслуженной арфистки, когда-либо слышанной Этти, извлекая из инструмента неземную музыку, казалось, нашёптанную связью девушки с морем. У Мэй был острый ум. Она быстро научилась у Хью брать производные, то есть «залезла» уже даже в матанализ. Она справлялась с угловыми коэффициентами и тангенсами, тогда как Эттино математическое образование резко прервалось, когда она поняла, что её гувернантка, миссис Адмор, даже квадратный корень не могла