— Отличная шутка, — все еще смеясь, мальчишка уверенно отодвинул Линга и пошел вверх по лестнице.

— Ладно! Я мертв! Я это понимаю, но что дальше? Где мы? Какие в этом, — Линг запнулся, — измерении правила?

Дойдя до верха площадки, мальчишка сошел с последней ступеньки и обернулся.

— Ты должен стать полезным.

— Кому?

— Жукам, хотя, правильнее будет кропам. Иначе тебя съедят. Мы корм, Хит Линг. Просто корм для тех, кто родился и живет в этом мире. Земля, планета, откуда мы пришли всего лишь их загон, специально созданный и тщательно охраняющийся.

Линг сглотнул.

— Как стать им полезными?

— Работать на них.

— Расскажите больше, — Линг поднялся на пару ступеней, словно хотел потянуться к тому, кто не отверг и делится знаниями.

Мальчишка скривил губы и пошел дальше, Линг побежал за ним. Перепрыгивая через ступени, на этот раз не думая о падении, он подошел достаточно близко для того, чтобы схватить мальчишку за руку, но не стал этого делать.

— Прошу. Я заплачу.

— У тебя в мешочке я заметил несколько алых камней. Ты выложишь их передо мной и дашь выбрать один. Я его заберу. — Стоя в пол-оборота, серьезно заговорил парнишка.

— Хорошо. И вы ответите на все мои вопросы?

— Если они не покажутся мне глупыми, и если буду знать ответ, — пожав плечами, мальчишка пошел дальше по лестнице. — Я живу на девяноста седьмом.

Линг пошел следом:

— Так где мы? Это ад?

— Я бы так не сказал. Мы на пятой массе, всего их десять, но ты вряд ли увидишь какую-другую, — ровный голос не сбивался, пока они поднимались все выше. — Мы в королевстве Асмодея, в городе Малфаса.

— Асмодея? Демона похоти?

— Похоти? — Мальчишка аж обернулся и посмотрел на Линга, как на идиота, которым, видимо, хотел вновь обозвать. — И что там сейчас на Земле за байки ходят? Жуть. Нет, он не демон и уж тем более не похоти. Великий король Асмодей, как и его собратья, почти всемогущ. Все они, в том числе и кропы, остатки Соломонова войска. Соломон их император, правда погибший. Хочешь узнать историю целиком, купи книгу. Таких тут немерено.

— И они нас едят?

— Мы вроде как для этого и существуем, — Линг заметил, как мальчишка передернул плечами. Судя по всему, он не смирился со своим жутким предназначением. — И нет мы не души, а остатки человеческой сущности, которые со временем рассеиваются, хотя, правильнее сказать, сгнивают. Как только большая часть твоих остатков становится черной и жидкой, тебя забирают.

— И сколько же…

— Остается? Обычно не больше тридцати лет, но срок можно увеличить или уменьшить. Зависит от того, насколько ты полезен кропам.

— И как же?

— Расскажу, когда я выберу свою награду, — мальчишка даже не запыхался.

Линг нахмурился:

— Красные камни продлевают существование? — Все-таки он не идиот. — Не волнуйся, я сдержу слово.

Мальчишка бросил на Линга долгий, задумчивый взгляд, как бы говоря: «ну еще бы, ты ведь не хочешь сгинуть раньше срока».

— А почему мы так выглядим?

— Ты о клыках?

— Обо всем.

На одной из площадок с четырьмя дверьми Линг услышал шум и остановился. Посмотрел на преграду с номером и вздрогнул, когда в ту ударили с внутренней стороны. Ушедший немного вперед мальчишка, вернулся и выглянул из-за угла, тоже посмотрел на дверь.

— Интересно, что за ней, да? — ухмыльнулся бывалый.

— Истерика, — уверенно предположил Линг. Воспоминания о том, как он сам сорвался были еще свежи.

Мальчишка, словно болванчик, качнул головой и пошел дальше по лестнице, а Линг все стоял и смотрел. Слушал выкрики и рыки, изредка пробивающиеся через толстые стены проклятия.

— Если тебе больше не интересно, можем рассчитаться сейчас.

— Нет, стой, интересно! — Выйдя из транса, Линг побежал за новым знакомым. — Мы ведь остановились на внешности, прошу, продолжайте.

— Ага, на внешности, — усмехнулся мальчишка. — Мы остатки себя, как ты заметил, довольно нелицеприятные. То, чем жили, что из себя представляем, смесь гнева, неисполненных желаний и страха.

— Гнева, кажется, больше.

— Он финал всех терзаний и обид. Вот играли вы с соседом в лотерею. Вместе покупали билетики, он выиграл, а ты нет. Сперва ты испытаешь шок, затем немного порадуешься за знакомого, потом начнешь завидовать, а потом обсуждать каждую мелочь, которую он купит на выигрыш. Будешь улыбаться ему в лицо и все сильнее злиться. Злиться на несправедливость, на то, что цены вновь взлетели, а дешевая ветчина не такая вкусная, но более дорогую ты себе позволить не можешь. Злость заполнит тебя, потому что мало, кто способен на смирение. Как итог, злоба — это единственное, что от нас остается.

Линг чуть не рассмеялся. Это неожиданное откровение показалось ему таким глупым и поверхностным. Сам Хит Линг никогда не брался рассуждать о жизни, считал это уделом оторванных от действительности мечтателей. От клиентов он слышал самые разные трактовки сути бытия, их бытия. Его работа заключалась в том, чтобы вырвать их из этих размышлений и дать цель, более осязаемую, реальную. Ведь каждый сам придумывает себе цель. Ну или следует за чужой, если на свою ума не хватило.

Еще шаг. И Линг задумался об этом глубже. Он чувствовал свой гнев. Казалось, дай ему волю и тот поглотит его целиком. Заставит броситься на мальчишку и разодрать его тонкую шею. При жизни такого не случалось. Он не фантазировал об убийствах, но люто ненавидел всех своих клиентов. Настолько, что порой брал на себя смелость решать, кому жить, а кому умереть. Тех, кто не заслуживал жизни, он доводил до ручки, до такого отчаяния, что они сами находили выход — единственно верный. Только, когда он читал очередной маленький некролог, гнев немного утихал.

— И эти, как их, кропы, питаются нашим гневом?

— Их устраивает, — пожал плечами, скрывшийся за очередным поворотом мальчишка.

— А чем питаемся мы? — Линг вспомнил жуткую даму, которая кушала пирожное.

— Чем придется, все, что может принести удовольствие и энергию, но можно и просто желтыми камнями. Они же