— Я понимаю, Харати.

— Покажу тебе ход и уйду. Мне пора покинуть Фивы. И многие наши пойдут со мной. Думал и ты присоединишься к нам.

— Я должен увидеть Атлу.

— А потом?

— Боги подскажут мне решение.

— Боги! В последнее время все твердят мне о богах, которые что-то подскажут! Но они молчат. Властвуют не боги, но такие дельцы как Дагон.

— Ты думаешь, Харати? А если я вмешаюсь в дела Дагона? Что ты скажешь тогда? Что властвую я?

— Над тобой уже занесен топор, друг мой. Твоя голова в опасности.

— Посмотрим, как все повернется в будущем, друг мой Харати…

* * *

Фивы. Дом Дагона.

Дагон умел быть щедрым, когда чувствовал будущую выгоду. Пират Нектанеб сейчас оказал ему большую услугу.

— А ты не ошибся, Нектанеб? Этот Харати говорил именно про него?

— Про кого же еще? С чего этому увальню интересоваться твоим домом, Дагон?

— Но имени он не назвал?

— Нет. Сказал только, что есть человек, который желает видеть дочь Дагона-финикийца. А кому из нашей беспокойной братии нужна твоя дочь? Только тому, кто знал её близко.

Дагон подумал:

«В Фивах нет такого человека. Атла здесь совсем недавно и мало покидала мой дом. Разве что для торжественных приемов. Но связей у неё здесь не было. Она не могла завести любовника».

Купец снова заговорил:

— Значит, предатель вернулся в Фивы. С чего это ему вздумалось так рисковать?

— Этого я знать не могу.

— Значит он не нашел людей для своего плана?

— Нет, — ответил Нектанеб. — Бывшие наемники полка Харати слишком многим рискуют оставаясь здесь.

— Чего ты хочешь за свое сообщение?

— Меня интересует корабль под твоими флагами Дагон и возможность отправиться на Север. Если я получу это, то легко смогу пройти по священной реке в Дельту.

— Целый корабль? Ты шутишь, пират? Это целое состояние!

— Корабль у меня есть, купец. Ты не понял меня. Мне нужен твой торговый вымпел.

— Ах, вот как, — успокоился купец. — Это сделать можно. Но как я могу быть уверен, что ты не станешь грабить под моими флагами? Это нанесет вред моей репутации.

— Я не стану вредить тебе, купец. Ты мне еще пригодишься. И мы можем заключить с тобой союз, что будут выгоден нам обоим. Ведь у тебя есть конкуренты, от которых ты не прочь избавиться.

— Я дам тебе мой вымпел, пират. Ты сможешь уйти из фиванского порта. Это моя благодарность за информацию о предателе. А что до будущего, то время покажет. Вот тебе мой знак. Ты по нему все получишь в порту от моего человека.

Купец передал пирату кусок кожи с его печатью. Нектанеб принял его и спрятал в сумке.

— Этот знак дорогого стоит.

— Я знаю. Это залог. Будущей дружбы.

— Или взаимовыгодного сотрудничества.

— Прощай, Нектанеб.

— Прощай, купец. Да будет милостива к тебе судьба.

— Она никогда не обижала меня, Нектанеб. Я всегда был баловнем этой капризной женщины.

— Пусть так будет и дальше, купец.

После ухода пирата, Дагон сразу пошел в покои дочери…

* * *

Атла не ждала его в такой ранний час и была удивлена:

— Отец? Что-то произошло?

— Да, дочь моя.

— И что случилось?

— В Фивы прибыл Эбана.

Она вскочила на ноги. Дагон понял, что новость взволновала дочь.

— Эбана? Его поймали?

— Нет. Он сам прибыл сюда.

Атла успокоилась и снова села на подушки.

— Сам?

— И, похоже, что он желает навестить тебя, дочь моя. Похоже, он задумал отомстить.

— Мне? — усмехнулась Атла.

— Ведь это ты виновна в его нынешнем положении, дочь моя.

— И ты думаешь, отец, что мне грозит опасность со стороны Эбаны? Ты плохо знаешь свою дочь. Я жрица Инштар.

— Ты о своей власти над этим мужчиной? Так было до того, как …

Атла прервала Дагона:

— Так было и так будет, отец. Мужчина не сможет забыть жрицу богини Иштар. Я могу показать тебе, какова моя власть над ним.

— Это опасно, Атла. Рисковать я не хочу.

— Никакой опасности нет. Эбана никогда не поднимет на меня руку…

* * *

Ночная стража делала первый обход. Первый отряд — десять воинов городской стражи во главе с десятником, освещая путь факелами, прошли мимо дома купца.

— Это дом, который его святейшество отдал финикийцу — проговорил один из стражей.

— Тому самому? — спросил другой.

— Тому, у кого дочь ведьма.

Десятник приказал им замолчать.

— Хватит болтать! Вы смеете обсуждать действия его святейшества фараона, да живет он вечно?

— Мы говорили о доме Дагона.

— Ваша задача охранять покой города!

Они не обратили внимания на Харати, который скрывался в темной нише соседнего дома.

Как же гигант оказался здесь? Ведь он не собирался рисковать жизнью ради бывшего командира. Но Харати был привязан к Эбане. Ему нравился этот смелый парень, который хоть и был сыном простого земледельца, но по храбрости не уступал даже царским детям.

В последний момент Харати не усидел в своем логове и решил помочь Эбане. Он выпил вина, хорошо подкрепился в таверне, захватил оружие и отправился к дому Дагона, когда солнце только садилось. Стоило выбрать место, где он будет сидеть в засаде. И гигант облюбовал глубокую нишу между колонами соседнего дома…

* * *

Эбана появился сразу после того как факелы ночной стражи скрылись в проулке.

Харати заметил огонек светильника на верхнем этаже.

— Уже пришел, — пробормотал Харати. — Поднялся на женскую половину. В доме полно слуг и в случае чего ему не выбраться. С этим Дагоном ухо нужно держать востро…

* * *

Эбана, знал дочь Дагона и потому ориентировался в женской половине дома. Яркая роспись была его путеводной нитью, указав, где именно комната Атлы.

Бронзовый светильник на стене освещал яркую картину. Богиня Иштар дарила милости тем, кто поклонялся ей. Изображение прекрасной небожительницы было большим, а у её ног располагались фигурки женщин и мужчин с гирляндами цветов.

Двери не были заперты, и Эбана спокойно проник в покои финикиянки.

Ярко горели светильники и курились благовония. Атла была одна. Она лежала на ложе, и спокойно смотрела на вошедшего, словно ждала его. Он запер двери на засов и шагнул из тени в свет.

— Эбана!

— Атла!

— Ты пришел. Но я вижу в твоих руках оружие. Неужели ты желаешь мстить?

Эбана поспешил убрать кинжал.

— Я не могу причинить тебе вред. Хоть ты и предала меня.

Брови красавицы подскочили вверх.

— Предала? Ты сказал, что я предала тебя?

— Фараон Камос умер.

— Умер Камос, а не ты.

— Но обвинили в этом меня.

— Я знала,