Шрифт:
Закладка:
«Заеду за тобой. Закажи себе выпить за мой счет».
Через двадцать минут понимаю, что на фото девица выглядит гораздо лучше, чем в жизни. А когда она открывает рот, я вообще начинаю жалеть, что из всего разнообразия предложений выбрал это. Разговор явно не клеится, впрочем, я и не для этого сюда заскочил.
— Давай замутим селфи? — хлопает ресничками Алина. В глазах ее подписчиков моя физиономия в непосредственной от нее близости поднимет авторитет девки до небес, но ведь и у меня свой интерес имеется.
— А давай.
Обнимаю красотку за плечи, руку вызывающе кладу ей на грудь. Девица вертится, глядя в камеру, выискивая наиболее удачный ракурс. Я по привычке тоже поворачиваюсь «рабочей» стороной.
— Вау! Круто!
Придирчиво разглядываю фотку. Алина действительно здорово преуспела в искусстве выглядеть на фото лучше, чем есть. Хотя те мои фантанки, кому сегодня повезло меньше, и теперь найдут повод ее захейтить. Это и есть обратная сторона славы. Надеюсь, девочка это понимает.
— Отметишь меня? — сжимаю сиську.
— Конечно!
Дождавшись обещанного, закидываю фотку к себе в сториз. Алина на глазах раздувается от чувства собственной значимости. Я ее не потрудился отметить, но любой человек при желании может перейти к ней на страницу и так. Девица счастлива. Я тоже вроде бы.
Подношу к губам лимонад. Джетлаг догоняет, хотя разница во времени не такая уж и большая. Здесь двенадцатый час, а на Шри скоро два, наверное, это все объясняет. Там бы я уже точно спал. Позевывая, обновляю список просмотревших сториз. Довольно улыбаюсь, когда в нем появляется Сара. Пусть видит, что я ничуть не расстроен ее отказом. На барышень это вроде действует отрезвляюще. Мы им не нужны ровно до тех пор, пока не переключимся на кого-то другого. Потом обычно девиц заедает жаба, и они становятся гораздо сговорчивее. Вот для этого я все и затеял.
Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить.
Потягиваюсь до хруста в костях и встаю. Бросаю несколько купюр на стол, чтобы не задерживаться, предварительно убедившись, что это не какие-то иноземные тугрики. А то каких только банкнот нет в моем бумажнике. Куча разномастной валюты — неизбежное зло, когда так активно перемещаешься по миру.
— Ты куда? — подхватывается следом за мной Алина.
— Домой, малыш. Спасибо за компанию.
— Тогда я с тобой?
— Нет. Ты что? Я живу с родителями. Они не разрешают приводить кого не попадя.
— Ты же шутишь, да? — неуверенно кусает губы девица, чувствуя подвох, но не понимая, в чем тот заключается.
— Если бы. Ну, все, давай.
От клуба до дома десять минут езды, пешком и того быстрее. Родители у меня — люди серьезные. Живут в центре, окна с видом на главную площадь. И самое смешное то, что пока в моей квартире заканчивают ремонт, я действительно остановился в родительском доме. Почему нет? Под маминым крылышком так хорошо! Когда не плохо…
— Сережа! Ну, наконец-то!
— Мам? Ты почему не спишь? Поздно ведь!
— А как я усну, когда ты не дома?
— Мне тридцать пять, и я умею драться. Что со мной может случиться?
— Что угодно, — отмахивается мама. — Голодный?
Прислушиваюсь к себе. Наверное, да, но Дэм прав. Слишком я нагнал массы. Срок службы мотора сильно сократится, если ему и дальше придется поддерживать в рабочем состоянии такую тушу. Надо бы поберечься.
— Нет. Лучше чего-нибудь холодненького выпить.
— У меня есть отличное вино.
Округляю глаза. Так-то я не планировал выпивать с матерью.
— Ну, давай вино.
Наливаю нам по чуть-чуть. Мама вопросительно приподнимает брови.
— У меня завтра тренировка.
— Разве ты не завязал со спортом?
— Тренировку я буду проводить у детей, как тренер. Помнишь, я как-то упоминал, что это возможно.
— Да. Но я все же надеялась, что ты выберешь другой путь. С твоими-то мозгами!
— Мам, мне тридцать пять. Я не стану министром, как папа, или дипломатом, как Роман. И не защищу, как ты, диссертацию…
— Я и не прошу этого! Хотя, если бы ты захотел, защитил бы что угодно.
Вроде бы да. Не просит. Но я не могу отделаться от мысли, что с момента, когда я предпочел спортивную карьеру всем другим, стал в семье паршивой овцой. А впрочем, я ей был всегда, с самого рождения. Ну, или момента, когда мне поставили диагноз СДВГ, и все начали удивляться, как у таких идеальных родителей мог уродиться настолько проблемный ребенок. Собственно, в спорт меня отдали исключительно по рекомендации врачей. Изматывающие тренировки не оставляли мне сил чудить.
— Это не мое.
— А что твое? До конца дней ходить в спортивном костюме и со свистком во рту? Сережа!
Может быть. Я не знаю! Да, мне тридцать пять, а я до сих пор ума не приложу, кем хочу стать, когда вырасту. То есть раньше у меня была цель стать чемпионом. О том, что век спортсмена недолог, я не задумывался. И теперь, когда у меня есть все, о чем только можно мечтать: титулы, имя, деньги, уважение и внимание, я не знаю, к чему мне еще стремиться.
— Я могу многое дать нашим ребятам.
— Это может быть довольно проблематично, особенно учитывая тот факт, что тебе до сих пор сложно усидеть на одном месте.
Мама у меня особенно не расшаркивается. Рубит правду-матку как есть. Сколько я себя помню, она всегда такая — строгая. Наверное, благодаря такому ее воспитанию я и стал человеком. Без строгости, четких правил и абсолютной нетерпимости к их нарушению это было бы невозможно, но теперь-то на хрена это все? Может, мне нужен аванс! Просто чтобы кто-то в меня поверил. Я вчера сидел на тренировке и представлял себя на месте Таира. Прикидывал, где бы с ним согласился, а где бы сделал по-своему. Пару раз даже дергался, чтобы вмешаться, а потом приклеивался к лавке из страха, что влезу и сольюсь, оправдав ожидания родни.
— И все-таки я попытаюсь. — Отправляю в рот остатки вина.
— Хм… Ну, если ты серьезно решил попробовать, возможно, тебе стоит прислушаться к отцу.
— Нет-нет! — выставляю перед собой ладони. — Я не буду баллотироваться. Это не мое.
— Тебе нужно конвертировать свою популярность во что-то стоящее! А не пользоваться ей лишь для того, чтобы снять очередную блядь.
Закатываю глаза. Мать всегда невысокого мнения о моих женщинах. И стоит признать, что у нее для этого есть все основания. Блядью была даже моя жена.
— Мам, я не вижу себя в политике. Я прямой, как рельса, такие там не выживают. Да и заскучаю я, сидя в кабинете.
— Возьмись за то