для нас определенное содержание, как сигналы предметов, встреченных на дороге. Вот почему они нужны в системе. В зрительном же восприятии роль посошка выполняет луч света, благодаря которому наши ощущения смещаются, создавая объективность воспринятых образов.

— Сенсомоторные схемы совокупности движений, при помощи которых живые существа передвигаются в пространстве, — бросил небрежно Григорий. — Манипулирование с предметами...

— Не торопись, перейдем и к схемам, — осадил его Петр Яковлевич, беря с тумбочки синий томик. — Сеченов исключительно точно охарактеризовал акт видения. Он уподоблял его выпусканию из тела щупал, способных сильно удлиняться и сокращаться, чтобы свободные их концы, сходясь друг с другом, дотрагивались к рассматриваемым предметам. Зрительные оси представляют движущиеся щупала. Вот мы и подошли к проблеме распознавания... Важная оговорка — прими во внимание тесную связь эмоций и чувственного ожидания образа. Что будем делать?

— Ну, распознавание образов на ЭВМ ставится как проблема формирования понятий... Пока что «машина мышления» рассматривает понятия — значит, и образ — как комбинацию признаков, выделенных из совокупности рассматриваемых объектов... Не больше чем эмпирическая теория, — сказал Григорий, зевая. — Поздно уже. Спать хочется.

— Потерпи еще минутку, — Петр Яковлевич положил книгу на тумбочку. — Тогда проблему следует решать иначе... Исключительные способности человека, помноженные на технические средства, дадут необходимый результат... Режим диалога «человек — машина»... Вот мы и топчемся возле него. Вчера я снова вызвал Сашка. Подопытным кроликом буду я сам. Все. А теперь давай спать.

38

Петр Яковлевич готовился к исследованию как к очень сложной, ответственной операции. За час до отъезда в нейрофизиологическую клинику к нему домой явился Александр Лаврович Перец. Петр Яковлевич попросил Григория погулять в саду, а сам уединился с академиком.

Сидя под вишнями на тесаном, изукрашенном резьбой бревне, Григорий слышал приглушенные модуляции голоса Петра Яковлевича и возмущенное громыхание баса Александра Лавровича:

— Ерунда все это!.. Надуманно!.. Бесперспективно!..

Правда, вышли из дома они вроде бы спокойные, в полном согласии. Но раскрасневшееся лицо и опавшие длинные усы преждевременно облысевшего академика свидетельствовали, что их согласие призрачное. Да и что он мог поделать с Петром Яковлевичем? Единственное, что ему оставалось, — принять участие в задуманном и по возможности содействовать успеху.

— Где вы там, Савич? Опаздываем! — сердито бросил Перец.

— Не успели приехать, а уже... — засмеялся Григорий, садясь в машину. — Небось достается вашим ассистентам, Александр Лаврович?

— Не меня, своего начальника критикуйте. Чем оно обернется... — Перец, недоговорив, махнул рукой.

В нейрофизиологической клинике Александр Лаврович сам сделал Петру Яковлевичу несколько кардиограмм. Он заставлял его пробежаться, согнуться, поднять тяжелый предмет — давал динамичные нагрузки телу — и снова делал кардиограммы. Целый цикл — шесть раз. Ассистенты скрупулезно фиксировали время, течение, характер записей.

После короткого перерыва Александр Лаврович в соседнем кабинете снял пять электроэнцефалограмм. Дольше всего задержался с электромиограммами, окулограммами, с фиксированием кожно-гальванических реакций.

— Не успеем сделать основного... — нервничал Петр Яковлевич.

— За один день хотел? — Александр Лаврович сердито дернул свой длинный ус. — Миограммы — основательная подготовка... Взгляни на них... Графическое изображение сокращений отдельного мускула... Если твои хлопцы... Григорий Васильевич, каким образом собираетесь декодировать?

Григорий уже в который раз в течение многих лет общей работы удивлялся колоссальному самообладанию Петра Яковлевича, целенаправленности его поступков. Он чувствовал более глубокую, более важную цель, не высказанную вслух. Она находилась здесь, будто была растворена в воздухе. Она оставалась капельками тепла на присосках кардиографов, всплесками на экранах осциллографов и потенциометров, острыми зубчиками на длинных бумажных лентах.

— Вы, Александр Лаврович, дешифровали их? Вы, академик? — резко спросил Григорий, уставившись в миограмму. — Попробуем. Есть одна задумка...

— Хоть один храбрый нашелся, — Александр Лаврович пригасил резкость Григория шуткой. — У меня целый институт, а никто не отважился одним махом... Шаг за шагом приближаются. Ладно, пошли! Завтра доделаем.

Петр Яковлевич без посторонней помощи пристроил протезы, оделся.

— Григорий Васильевич, сделай здесь перевязку, чтобы в районную клинику не бегать. Сэкономишь время. Мне Сашко поможет застегнуться... Пальцы дрожат.

Петр Яковлевич действительно выглядел плохо: под глазами залегли глубокие синие полукружия, от носа к подбородку протянулись резкие бороздки морщинок.

— Я радуюсь своему состоянию... Результат более четким выйдет... — сказал он Перцу о понятном им обоим и непонятном пока Григорию, отчего тот почувствовал себя обиженным. — Еще шаг, и...

— Шагай, шагай! — подтолкнул его Перец.

Петр Яковлевич тяжело, будто средневековый рыцарь в полном снаряжении, затопал к выходу.

...На следующий день в клинику пригласили Василя Гарбу. Он прихватил с собой магнитофон, самописцы, рулоны бумаги, усилители.

— Запишем все на уровне международных стандартов, — пообещал Василь. — Остальное за вами.

Петра Яковлевича опутали проводами. На культю левой руки установили датчики по периметру металлических чашечек протеза. На ленте фиксировалось для сравнения начальное и дальнейшее состояние пациента, его мускулов и нервной системы.

После небольшого перерыва Александр Лаврович снова пристроил протез к культе, приказав перед этим Василю присоединить к чашечкам тоненькие разноцветные проводки. Все приборы были отключены, работали лишь те, что принес Василь.

Наблюдая за действиями академика, Григорий долго не мог понять, чего он хочет добиться. Наконец ему стало ясно. «Ну и олух же я! Еще вчера мог бы докумекать! Полночи мне толковал об этом Петр Яковлевич! Слушал — не слышал. Услышал — не домыслил. Думай теперь вдогонку!.. Это ж так просто! Оценка поведения человека в большинстве случаев опирается на прагматическую информацию. Надо предвидеть возможность и наипростейших действий по схеме «стимул — реакция», и адаптивных. Самое же существенное — способность человека к восприятию осмысленных решений. Эта особенность и подсказала Петру Яковлевичу направление поиска...»

Перец, освободив Петра Яковлевича из паутины проводов, передал Василю катушки с магнитной лентой.

— Теперь самое трудное... Различить, идентифицировать, постараться раскрыть код... Как вы его переложите на фортран — убейте, не знаю.

— Леся позову, — беззаботно отозвался Василь, осторожно беря катушки с лентами — он считал их самым ценным сегодняшним достижением. — Вы наши учителя, осмысливайте! Мы же с Лесем попробуем сварганить какой-нибудь прибор... Какой-нибудь транслятор... Соединим его с вычислительной машиной...

— У тебя же десятки параметров. Не говори глупостей, — вяло возразил