После рынка Аида зашла в магазин, купила торт, конфет, бутылку шампанского, чтобы дома отметить свой успех. Не беда, что без Григория. Можно и с Майей. Ведь она тоже причастна к этому успеху.

Аида вошла в полупустой трамвай. Села у окна. Положив на колени сумку с продуктами, стала перебирать события вчерашнего дня, когда в их квартире появилась Майя.

Подавив наконец растерянность, она пригласила нежданную гостью сесть, выскочила на кухню и там несколько минут стояла неподвижно, прижав руки к груди. Мокрой губкой провела по лбу, по щекам, вытерла влагу полотенцем. Успокоившись, заглянула в гостиную.

«Кушать хотите? Есть вареники, гречневая каша...»

«Пить. Холодного бы чего-нибудь... — Майя проглотила слюну. — Мне не к кому...»

«Об этом потом. Пойдемте на кухню, чтобы не носить. Да вы что, воспаление легких схватили?»

«Заметили?» — Майя встала, пошла за Аидой.

«Я сейчас молока подогрею, — Аида поставила на плиту эмалированную кружку с молоком. Нарезала кекс: — Подкрепитесь... Смочите горло. Кекс мягкий, не повредит».

Когда молоко согрелось, Аида подала кружку Майе. Она поднесла ко рту, отхлебнула. Скривившись, глотнула еще раз. Отломила кусочек кекса, поднесла к губам.

«Нет, не пойдет», — положила кекс на тарелку.

«Тогда пейте только молоко. Сейчас я дам вам жаропонижающее».

Пошарив в домашней аптечке, Аида нашла таблетки, принесла Майе.

«Вот, примите».

Майя кинула в рот таблетку, одобрительно отметила.

«Научились».

«Даром деньги не хотела получать, — сухо подтвердила Аида. — Лягте отдохните. Уже вечер. До завтра никуда не пущу. Может быть, врача вызвать?»

«Нет, не надо. Я вам хочу сказать...»

«Успеете. Потом. Сейчас вам надо отдохнуть. Освежитесь сном. Успокойтесь».

Уложив на диван Беркович, Аида выключила свет, принялась гладить белье.

«Нет, она пришла не к Грише... Какие там к черту амуры! Вот где действительно необычное! Властная и уверенная в себе бывшая начальница ищет утешения у своей бывшей подчиненной... Нет, не так! Она просто попала в беду как человек и как человек ищет поддержки. Скорее всего ей необходимо понимание. Чтобы кто-нибудь проникся ее болями, ее бедами...»

Летняя ночь завесила темными шторами окна. Притих шорох машин внизу. Реже стали раздаваться звонки трамваев. На высокой ноте протянул и оборвал басовую струну самолет.

Аида выдернула штепсель из розетки, отставила в сторону утюг — на сегодня хватит. Оделась, побежала в аптеку, купила нужных таблеток. Не забыла и снотворное: «Вот что ей сейчас нужнее всего — забытье».

Когда Аида вернулась, Майя сидела на кухне, уставившись глазами в пол.

«Аида, я хочу, чтоб вы знали... Я не хотела, не могла пойти к своим единоверцам. Особенно к тем, к приятелям мужа. Бывшего... Я и вернулась к нему не по доброй воле...»

Ничего не скрывая, Майя неторопливо стала рассказывать об усеянном цветами и комплиментами жизненном пути, о соблазнах, к которым безоглядно тянулась своим пылким сердцем...

— Конечная! Конечная!..

Аида пришла в себя от хрипения динамика.

Там, где рельсы, делая крутой поворот, уходят в молодой соснячок, еще в первый год после замужества Аида с Григорием по призыву обожженного в бою танкиста-ветерана сажали сосенки. Теперь они вытянулись, выросли. Среди них танкист установил сделанные своими руками лавочки. Будто из пригоршни их рассыпал. Лавочки были не обычные, стандартные, а с причудливой резьбой. Очень удобные для отдыха. Устанавливая их, танкист-ветеран как бы говорил: четыре года он сидел то в горячем, то в холодном железе. А теперь вот будет отогревать на солнце свои бока в оставшиеся ему годы жизни.

Умер человек, поскупилась судьба... Но остались его лавочки среди молодых сосенок, зеленеющих на пустыре. Кто сядет отдохнуть, вспомнит о нем...

Аида тоже вспомнила, садясь на одну из лавочек.

«Посижу подумаю, пока светло... Какое-то время Майя побудет одна... Что-нибудь почитает, может, подремлет... О себе, о Грише, о ней подумаю... О ней? А кто она мне? Что-то я слишком забывчивой стала... Мало из-за нее пережила, перетерпела?.. А вдруг опять?.. Вернется Гриша... и снова загуляет... Э, нет! Не допущу!..»

Сомнения терзали Аиду, хоть волком вой. Никто из прохожих, любуясь красивой женщиной с равнодушно-спокойным лицом, не решился бы подумать, что она сейчас переживает, мучается.

«Конечно, надо как-то подавить в себе извечное, бабское... Не в дебрях живем, не дикарями. Но как подавить? Не хватает доброты для прощения? Да, не хватает. Пока жива буду, не смогу забыть...»

Везя за собой гривастого пятнистого коня на красных колесиках, напротив Аиды остановился курносый веснушчатый малыш в коротких штанишках и полосатой рубашечке. Он старался влезть на коня. Деревянное животное показывало свой крутой характер — не хотело стоять на колесиках, качалось и падало.

Откуда-то из-за деревьев выскочил еще один мальчишка, подскочил к коню, поставил на колесики и уселся верхом.

Не видя нигде ни папы, ни мамы, ни бабушки, хозяин лошадки кинулся к Аиде с жалобой:

— Залез на моего коня... Мой, мой конь! Я его возил... Пусть меня возит, а не его!

Аида не смогла сдержать улыбки, разняла мальчишек. Прихватив сумку, направилась домой.

«Ишь как! Не твой конь, так и не садись на него. Пусть тебя твой возит... — и рассердилась на себя. — Вон какая я! Она ко мне с открытой душой... А я?.. Отвечу ей тем же!..»

...Майя уже немного пришла в себя. Они вдвоем куховарили возле газовой плиты, понимая друг друга без слов, что нужно делать. За последнее время Майе не с кем было удовлетворить извечную женскую потребность — поговорить, поделиться сокровенным. И она опять начала рассказывать, как росла, чем увлекалась...

— Знаете, Аида, я была похожа на капризного избалованного маленького деспота... Иногда понимала, что поступаю нехорошо. Останавливала себя, а какой-то чертик внутри подталкивал: ну, дескать, смелее! Пока дело касалось только меня одной, обходилось... Хотелось достичь больших, блестящих успехов... Отсюда — и оранжерея, и трагедия в ней... Изгнание меня из института я восприняла как личную обиду, как покушение на мои личные права. Я забыла, что кроме прав есть еще и обязанности и ответственность... Марийка... Маленькая девочка-ромашка, преждевременно увядшая... О, мой бывший муж сумел воспользоваться этим! И не только он...