— Прости, Лупо, что?

— Лупо Проэлия. Волки Кингфишера, — сказал он, вздохнув. — Обычно нас восемь. Хотя в последнее время наша численность сократилась. Мы сражаемся как стая, прикрывая друг друга, как это делают волки. Они изображены на наших доспехах.

Ладно, я заметила. Этот символ был на пекторали, которую Фишер носил на шее. Он был выбит и на его нагруднике. И я не раз замечала его татуировку. Например, прошлой ночью, когда глава Лупо Проэлии вспахал меня, как проклятое поле.

— Как ты уже знаешь, Нимерель все еще хранит в своем клинке крупицу магии. Все остальные мечи, созданные алхимиками, потеряли силу много веков назад, но клинок Дании по-прежнему очень важен для нее. И для всего нашего народа. Мы не можем просто отшлифовать обломки и забыть об этом. Это было бы святотатством.

— Потрясающе. То есть ты хочешь сказать, что я пробыла в лагере меньше пяти минут и уничтожила древнее оружие, имеющее огромное культурное значение для всего рода фей, — резюмировала я.

— Видишь! Ей все равно! — воскликнул Дания, указывая на меня. — Она понимает всю тяжесть того, что натворила, и ей плевать!

— Ей не все равно. — Фишер тяжело вздохнул, пересекая военный штаб и приближаясь к тому, что осталось от меча. — Просто у нее ужасное чувство иронии.

Мне не понравился полный ненависти взгляд, которым смотрела на меня Дания, и я не испытала особенно теплых чувств от того, что она продолжила тыкать в меня пальцем.

— Прости, ты постоянно находишься на грани нервного срыва, или просто я появилась в неподходящее время? — огрызнулась я.

У нее отвисла челюсть.

— Невероятно. Ты серьезно позволишь ей так разговаривать с высокородной феей? — спросила она, глядя на Фишера.

— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — ответил он. — У нее есть свой собственный разум и язык. Я не отвечаю ни за то, ни за другое. — Он подцепил один из тонких осколков, торчащих из камня, и, нахмурившись, внимательно осмотрел его.

— Ты бы позволил кому-нибудь из воинов разговаривать с командиром с таким неуважением?

— Нет, не позволил бы, — признал он.

— Тогда почему ты не…

— Но она не солдат этой армии, а ты — не ее командир, — сказал Фишер. — Ты не хочешь дать ей время, чтобы она выяснила, сможет ли она восстановить меч, которым ты пыталась меня убить? Или ты настроена еще немного походить по комнате и поорать?

Дания не знала, что на это ответить. Она посмотрела на Фишера, потом на Рена, потом на Лоррета, проигнорировав меня.

— Лоррет, — начала она. Сидевший у камина мужчина вскинул руки, качая головой.

— О нет. Ни за что. У меня до сих пор красуется синяк на том месте, куда ты ударила меня прошлой ночью. Ты перешла все границы, когда набросилась на Фишера. Ты сама виновата, что твой меч теперь — куча осколков. В стене, — добавил он. — Я думаю, то, что сделала человеческая девушка, впечатляет. Ты это заслужила.

— Засранец, — прошипела она. — Мне следовало ударить тебя посильнее.

— Ты бы не смогла, даже если бы попыталась, — усмехнулся в ответ Лоррет.

Я не обращала внимания на их перепалку. Дания ошибалась, меня расстроило то, что я уничтожила нечто столь ценное. Я уставилась на стену, размышляя об осколках, пытаясь придумать стратегию, как извлечь их из камня, как вдруг почувствовала слабую вибрацию на периферии своих чувств. Шепот, который я слышала в кузнице, был громким ревом по сравнению с этим, но… я готова была поклясться, что слышу его.

Я повернулась и взглянула на Фишера.

— Этот меч был не просто из закаленной стали. В клинке была ртуть.

Он кивнул, демонстрируя едва заметное удовлетворение.

— Да. Немного. Следы. Но да, именно поэтому он послушался, когда ты приказала ему остановиться.

— Значит… там, в Зилварене? Ни железо, ни медь, ни золото не реагировали на меня? Это была…

Кингфишер кивнул.

— Это всегда была ртуть. Раньше, когда алхимиков было много, а пути между нашими мирами еще были открыты, ее соединяли со многими сплавами и металлами. Она делала оружие более мощным. Превращала его в проводники, по которым можно было направлять огромное количество магии.

У меня закружилась голова.

— Вот почему металл было так трудно найти. Мадра прятала его. Она хотела держать ртуть подальше от людей. Она знала, что в городе могут быть люди вроде меня, способные управлять ею.

Когда Кингфишер больше ничего не сказал, Рен вздохнул и продолжил вместо него.

— Наши исторические записи говорят о том, что большинство алхимиков могли управлять предметами только в том случае, если они содержали не менее пяти процентов ртути. И даже в этом случае, как правило, они могли лишь трансмутировать ртуть из твердого состояния в жидкое, чтобы его можно было ковать. Нет никаких записей о том, что предметы могли быть раздроблены подобным образом. — Он жестом указал на то, что осталось от меча Дании.

— Ясно. Значит, я… аномалия? — Я посмотрела на Кингфишера. Я хотела услышать его мнение по этому поводу. Невзирая на игру в кошки-мышки, которую мы вели с чувствами друг друга, если у Фишера они вообще были, я все равно хотела знать, что он думает об откровениях Рена. Однако он избегал встречаться со мной взглядом. Он прислонился спиной к столу с картами, упираясь своим весом в его край, сжав челюсти и уставившись в землю.

— Это делает тебя самым могущественным алхимиком из всех известных нам, — добавил Лоррет. — Ты способна изменить ход этой войны так, как мы даже представить себе не можем. Большинство из нас были младенцами, когда пути между мирами закрылись и алхимики вымерли. Некоторые из нас еще даже не родились. Мы даже не представляем, как выглядели поля сражений, когда в лагере был алхимик, умеющий ковать новое оружие, в котором течет магия…

— Стоп, стоп, стоп! Я не знаю, как ковать такое оружие! Я даже не могу понять, как сделать реликвию! — Меня прошиб холодный пот. — У меня ничего не получилось. Ни в Зимнем