Шрифт:
Закладка:
«Концептуальной идеей проекта на раннем этапе являлась теория абсолютного равенства документального и музыкального материала, — вспоминает создатель группы Александр Немков, выступавший под творческим псевдонимом «Зольдат». — Человек постоянно звонил в Евпаторию, чтобы найти друга и поехать к нему в гости. По случайности рядом оказался магнитофон. Точно так же на магнитофон могли быть записаны разговоры соседей или скандал на улице».
Звонившим в Крым человеком был еще один идеолог «Стереозольдата» Илья Охотников. Еще в студенческом возрасте он (вместе с Зольдатом и общим другом Андреем Коломойским) с помощью репортерского магнитофона начал коллекционировать звуки и шумы. В августе 1984 года на аппаратуре магазина «Радиотовары» группа записала первый альбом, включавший в себя как традиционные рок-композиции («Мышиный вальс», «Los Boogie», «Марш ядерных ракет»), так и эксперименты с монтажом текстов и музыки из радиопередач. Был на альбоме и свой мини-хит — смурноватый гимн «Zoldat Of Revolution», под фонограмму которого «Алиса» начала свое триумфальное выступление на III ленинградском фестивале в марте 1985 года.
«Зольдат сделал закольцованную фонограмму, — вспоминает Кинчев. — И пока мы не выходили на сцену, в течение минут пяти шла эта психоделическая пурга, которая переходила затем в клавишное вступление».
...Второй альбом создавался «Стереозольдатом» осенью 1986 года с помощью целого отряда питерских рок-звезд первой величины. В то время Зольдат начал всерьез заниматься пантомимой и при поддержке своего приятеля из «Лицедеев» Антона Адасинского (позднее — «АВИА») ему удалось пригласить на запись Сергея Курехина, Алексея Рахова, Михаила Нефедова из «Алисы», а также мультиинструменталиста Александра Симагина (экс-«Форвард»), Валерия Кефта (металлофон) и бас-гитариста Владимира Васильева.
«Процентов на семьдесят этот альбом был спонтанный, — вспоминает Зольдат. — Лишь небольшая часть идей была приготовлена заранее».
Одна из таких заготовок использовалась в первой композиции. Девушка читала текст письма под маршевый бит ритм-бокса, перкуссии (Кефт), баса (Зольдат) и гитары (Адасинский) в стиле, приближенном к агитплакату «АВИА». Как и в случае с телефонным разговором, письмо было невыдуманным и предназначалось конкретной девушке от двух бойцов погранзаставы, по-видимому, мечтавших длинными зимними вечерами о чистой и светлой любви. Редчайший по уровню бытового дебилизма текст зачитывался бесстрастным ровным голосом, лишний раз подчеркивая контрастность формы и содержания.
...Во время записи альбома состав исполнителей на каждой из композиций менялся вплоть до полной непересекаемости. Так, на авангардистском опусе «Хорошо!» Курехин играл на клавишах, Симагин — на гитаре, Зольдат — на басу, Васильев включал шумы, а Адасинский с непередаваемыми интонациями руководил занятиями по физподготовке. Ближе к финалу он идеально входил в образ садиста-физрука — в его голосе появлялись нотки животного оргазма, а сама зарядка начинала приобретать некие нездоровые формы. Ощущение сошедшего с ума мира перетекало в следующую песню, в которой Адасинский, подыгрывая себе на трубе, имитировал шизофрению — на фоне псевдоафриканских бонгов Зольдата и этнических барабанных партий Нефедова.
После композиции «Евпатория» на альбоме звучала медитативная инструментальная мелодия, в которую вкраплялись обрывки радиоэфира и голос Александра Давыдова («Странные игры») из песни «Мы увидеть должны». Закрывала альбом джазовая зарисовка, в которой равномерный ритм метронома, символизирующий движение пешехода из пункта A в пункт B, перетекает в диссонансный джазовый невроз трубы Адасинского и пропущенной через спецэффекты шумовой гитары.
Несмотря на спонтанный характер действа, альбом записывался в течение целого месяца. Сессия происходила на репетиционной точке «Лицедеев» в «Черном зале» Дворца молодежи — в тот самый период, когда театр уехал на гастроли.
«В этот момент Адасинский, Васильев и я начали подбирать людей, способных музыкально оформить наши творческие идеи, — вспоминает Зольдат. — В акции мог быть задействован любой музыкант. Бывало, на запись привлекался проходящий по коридору человек, которого просили подержать две ноты на клавишах, поскольку у нас не хватало рук».
Альбом записывался наложением на два магнитофона «Электроника». В конце октября 1986 года конечный монтаж и микширование осуществлялись на студии у Вишни. Впоследствии ему был оставлен оригинал, с которого Вишня тиражировал этот альбом по стране, став его первым и единственным дистрибьютором-промоутером. Именно благодаря Вишне «Асфальт» оказался в Москве, где вызвал повышенный интерес — особенно в кинематографических кругах. В 1987 году композиция «Лопе де Вега» попала в один из прибалтийских хит-парадов, а спустя еще четыре года «Евпатория» и «Из пункта А...» вошли в саундтрек к суицидально-деструктивному видеофильму «Провокация», главную роль в котором сыграл сам Зольдат. В конце 1980-х Зольдат вместе с Симагиным и с очередным составом приглашенных музыкантов (среди которых были Александр Кондрашкин и Рома Дубинников) записали еще два альбома, которые в дальнейшем практически не распространялись.
Вежливый отказ. Опера (1986)
сторона A
Ракеты-кометы
Мы все обречены на поражение
Середина зимы
Я спокоен
Несу я украдкой (Алый бисер)
сторона B
Из варягов
Пролетарий
Телеграфист
Я учусь
Миллионы
Блюз
Название проекта, а также часть музыки и текстов программы «Опера» были придуманы клавишником Петром Плавинским — пожалуй, самой незаурядной личностью в «Вежливом отказе» периода 1985–1986 годов. С годами о его роли в формировании эстетики группы стали непростительным образом забывать, и для восстановления баланса и исторической справедливости имеет смысл остановиться на его личности поподробнее.
Брат известного художника Дмитрия Плавинского, он еще со времен учебы в МИФИ заслужил репутацию отъявленного радикала. На многолюдных столичных улицах он шокировал обывателей, выкрикивая антисоветские лозунги, а перемещаясь в метро, любил публично декламировать фрагменты гражданской лирики русских поэтов — типа «Прощай, немытая Россия». Если кто-нибудь из законопослушных граждан неосторожно пытался сделать Плавинскому замечание, Петр «взрывался» без разбега. «Не сметь командовать середняком!» — громыхал под сводами московской подземки его низкий голос.
После институтского распределения Плавинский ловко ускользнул от опеки социума и устроился работать не в какой-нибудь унылый «ящик», а в Дом работников просвещения — на