1986

Наутилус-Помпилиус. Разлука (1986)

сторона A

Эпиграф (Разлука)

Эта музыка будет вечной

Казанова

Праздник общей беды

Взгляд с экрана

Хлоп-хлоп

сторона B

Шар цвета хаки

Наша семья

Рвать ткань

Всего лишь быть

Скованные одной цепью

«“Разлука” была просчитана нами за кульманами с 9 до 18 с перерывом на обед, — вспоминает один из основателей “Наутилуса” басист Дмитрий Умецкий. — Пока наши коллеги застраивали микрорайоны, мы “застраивали” “Разлуку”, руководствуясь принципом “чтобы было удобно всем”. Эта задача казалась невыполнимой только на первый взгляд. Американцы, снимая кино, давно использовали этот принцип. В результате получался эффект “слоеного пирога” — любой, добираясь до своего слоя, съедал весь кусок и просил добавки».

В техническом отношении альбом был сделан на удивление просто и не имел ни малейшего отношения к так называемым достижениям раннего свердловского рока. До появления «Разлуки» местные рок-музыканты в своем честном уральском желании делать «музыку наоборот» мучительно напоминали филармоническую советскую эстраду. Они были слишком интеллигентны, чтобы хулиганить в рок-н-ролле, и слишком зациклены на себе, чтобы «опускаться» до пародий или самопародий. Большинство их опусов отличалось жонглерством, амбициями и кислым академизмом — скучным и зачастую безжизненным.

«Разлука» перевела свердловскую школу рока в новое качество, создав прецедент одухотворенной поп-музыки и проложив дорогу таким проектам, как «Агата Кристи» и «Настя». В этих песнях про батарейки и городское одиночество каждый находил что-то свое — от «света интимной лампы» и «сметаны на бананах» до крика человека, почувствовавшего пустоту под ногами.

Созданию «Разлуки» предшествовала запись так называемого демо-альбома, осуществленная спустя полгода после «Невидимки». К этому моменту у «Наутилуса» уже были готовы «Ален Делон» («Взгляд с экрана»), «Рислинг» («Всего лишь быть»), «Эта музыка будет вечной», «Наша семья» плюс еще полдесятка композиций — по определению поэта Ильи Кормильцева, «преимущественно — занудные длинные стенания на тему семейной жизни».

По методике, опробованной на «Невидимке», новые песни записывались на квартире у Бутусова, но после долгих споров и конфликтов эту пленку решено было не выпускать. По версии Умецкого, политическая подоплека этого решения выглядела следующим образом: «Славу тогда периодически зашкаливало. Он попросил у Кормильцева портастудию и решил сделать нечто такое, что бы потрясло Вселенную. Все это происходило без моей редактуры. И когда я пришел и услышал, что же там было навалено, я сказал: “Слава, я этот альбом закрываю. Это просто несерьезно. После такого разгона, который мы взяли на «Невидимке», ты погубишь команду. Хочешь идти архитектором работать — конечно, иди. Воля твоя. Но у меня другие интересы и другие амбиции по этому поводу”».

В принципе, ничего особенного не произошло, если не считать того, что Бутусов впал в очередную депрессию. Он поссорился со всем миром и ушел в глубокий запой — по воспоминаниям очевидцев, «совершенно черный и совершенно жуткий». Стоял декабрь 1985 года, и с роком Слава решил намертво завязывать. Он хотел вновь идти в архитекторы и проектировать новые станции свердловского метро.

Правда, с наступлением весны Бутусов немного «успокоился», вошел в гармонию с окружающим миром, и репетиции возобновились с прежней силой. В это время им были написаны новые песни, в частности, «Шар цвета хаки» и «Хлоп-хлоп». По определению Бутусова, «это была молодежная злоба на собственное здоровье и положение молодых специалистов, а также одна из тех крайностей, в которые я впадал в то время по отношению к армии». Еще одна композиция «Праздник общей беды» родилась как поток сознания, минут за сорок, — точно так же как позднее — «Синоптики». Первоначально песня называлась «Праздник общей воды», и Умецкий, осознав, что «редактировать ее невозможно», все-таки сумел убедить Славу заменить слово «вода» на «беда».

«К будущему альбому мы относились тогда постольку-поскольку, — вспоминает Бутусов. — Нам казалось, что он никому не нужен и более ответственным будет выглядеть участие в предстоящем концерте. Нас больше волновала боевая раскраска кого-нибудь из новых романтиков типа Adam & The Ants. Мы хотели оторваться на сцене так, чтобы ноги улетали за горизонт. К этому выступлению мы готовились, как к выборам».

На открытии свердловского рок-клуба 20 июня 1986 года «Наутилус» сыграл выше всяких похвал. Группа имела сенсационный успех, затмив своим энтузиазмом и необычно пестрым имиджем «парагвайских симулянтов» всех монстров, включая «Урфин Джюс». В музыкальном плане «Наутилус» смотрелся тоже неплохо — отчасти потому, что состав группы был усилен саксофонистом Алексеем Могилевским.

Могилевский — обладатель диплома об окончании музучилища Чайковского и первого разряда по хоккею с шайбой — в то время трудился по распределению директором районного дома культуры, расположенного в получасе езды от Свердловска.

«Поскольку я жил и работал в деревенском клубе, то в силу служебной специфики слушал много поп-музыки: Alphaville, Video Kids, сольных Стинга и Гэбриэла, — вспоминает Могилевский. — Под их влиянием я формировал свою игру на тенор-саксофоне».

На Бутусова с Умецким в тот момент музыкальное воздействие оказывали два направления — бодрая псевдокабацкая румба с клавишами и саксофоном, а также идеологи новой волны: Talking Heads, Police и Stray Cats.

«Мы уже знали, что надо делать для того, чтобы звучать современно, — вспоминает Бутусов. — Нас поражало, как те же «романтики» столько всяких новых вещей понавыдумывали и вспомнили. И перед нами стояла задача успеть все попробовать. У нас не было цели сделать что-то новое и сверхъестественное. Мы были эклектичными с самого начала».

В отличие от «Невидимки» большинство текстов будущего альбома были написаны Ильей Кормильцевым. В это время он уехал из Свердловска в Ревду, где трудился переводчиком с итальянского на промышленно-русский. Наконец-то дистанцировавшись от городской суеты и вдумчиво созерцая неторопливые провинциальные картинки из местной жизни, он за пару месяцев написал стихи к таким композициям, как «Казанова», «Ален Делон», «Рвать ткань», «Эта музыка будет вечной», «Наша семья», «Всего лишь быть». В этот период по пыльным проселочным дорогам бродили несметные полчища доверчивых ревдинских девушек, которые волей-неволей стимулировали творческую активность наутилусовского текстовика.

В новых песнях Кормильцев отошел от расплывчатых образов и завернутых сюжетов эпохи «Урфин Джюса» и очень точно стилизовал Бутусова с Умецким времен «Невидимки». Пиком творчества Кормильцева того периода стала композиция «Скованные одной цепью», в которой было «сказано все, что накипело» и после которой уже не имело особого смысла возвращаться к социальной тематике.

...После того, как программа «Разлуки» была готова и обкатана на открытии рок-клуба, «Наутилус Помпилиус» начал готовиться к сессии. И тут