Б. Гершун

Б. Л. Гершун — А. А. Гольденвейзеру

Париж. 15 мая 1938[588]

Дорогой Алексей Александрович,

Вашему письму был очень рад. Не имея долго от Вас письма, опасался, что наша переписка оборвалась, и пустота вокруг меня стала еще больше. Старость заключается в том, что человек для окружающих часто умирает раньше, чем наступает его физическая кончина. Кругом валятся люди, сверстников становится все меньше, молодые имеют свою жизнь и свое окружение или составляют чужое окружение, а старик замечает, что он уже eine Leiche auf Urlaub[589]. И комизм заключается в том, что сошедший со сцены внутри еще считал себя актером, а сцены-то уже давно нет.

Вот Ваше милое письмо меня обрадовало, дав чувство, что я еще не всеми забыт.

А о том, что ст. 29 Вв. закона изменена, я узнал из Америки. Я, правда, слышал, что там идет усердный пересмотр гражд[анских] законов: искоренение либеральных иудомасонских правовых идей.

По поводу решения по д[елу] Моск[овского] Страх[ового] Об[щест]ва я не так оптимистичен, как Вы. Мне Б[орис] Исак[ович] Элькин подробно рассказал содержание состоявшегося решения и показал свои письма к амер[иканскому] адвокату и к Вам. Циркуляры Н. И. Д.[590] — плохая база; циркуляры — не закон, а мнение данного комиссара, кстати, взятое обратно. По существу решение, конечно, верное, но обоснование слабое. Поживем, увидим.

Бедный О. Беленький умер трагически. Он внезапно в метро почувствовал боль в ноге, не мог двинуться, его отвезли в клинику. Оказалась эмболия[591], сняли ногу, но это уже не помогло, отравление крови, и он в мучениях скончался. В 35 л[ет]! Такой милый. Бедная Соня обезумела. Вся семья Б[еленького] теперь (молодые и старики Беленькие и Соня) остаются там жить. А меж тем Надя вышла замуж за врача — немецко-русского эмигранта Herzberg’а и очень счастлива!

На Пасху мы уехали к морю, но было так холодно, комнаты нетопленые, и мы через три дня удрали в нашу теплую уютную квартиру.

Лето (т. е. авг[уст]) собираемся провести вместе с Фернеями — у моря, где-ниб[удь] в Нормандии или в Бретани. А пока уже оказались в лете, так как после зимних холодов (в апр[еле] — начале мая) наступило тепло. От деревьев [два слова нрзб] идет аромат, к[оторы]м не надышишься, и на нашем бо-сежуре[592] очень хорошо, так что даже забываешь о все растущей дороговизне и повышенных налогах. С меня требуют в этом году одного квартирного налога уже 4000 фр., квартира тоже вздорожала (из‐за стоимости топлива), и мы подумываем о переезде в меньшую квартиру.

С Элькиными встречаемся сравнительно часто. На Пасху они были на юге, куда приехал и барристер[593] с женою. Шура заходил ко мне, милый юноша, и «такое рассуждение на лице». И в том, чтó есть практическое устроение в жизни, толк понимает.

Вышла книга Грузенберга «Вчера»[594]. Милюков[595] — страха ради иудейска — написал о ней восторженную рецензию[596]. Я прочел эту книгу. Лучше бы она не вышла. Очерки, посвященные воспоминаниям о делах, очень интересны, но они пропадают в автобиографии и в воспоминаниях о «великих людях», его друзьях — Короленко[597], Горьком[598], Кони[599]. Язык — вымученный, любовь к «истинно-русским» оборотам речи и поговоркам (Кременецкий — Алданова[600]), — и повсюду Оскар, Оскар и Оскар — некуда от него спрятаться. Как Вам нравится в первых строках — определение русского языка:

«Я полюбил этот удивительный язык: в ласке шелковисто-нежный, завораживающий; в книге — простой, просвечивающий, до невозможности скрыть малейшую фальшь; в испытаниях борьбы — подмороженный, страстно-сдержанный».