Когда за окном начали сгущаться сумерки, мы спохватились, что пора бы и честь знать. Надо привести себя в порядок, одеться наконец-то и пустить в спальню горничную. Эветьен пришёл домой ровно к ужину и, подозреваю, наш с Тисоном вид, нарочито благочинный, вежливо-равнодушный, его не обманул. Несколько быстрых оценивающих взглядов, и в глазах Эветьена мелькнуло такое понимающее выражение, что мне стало неловко. Зато Тисон следовал примеру брата и оставался невозмутим, словно понятия не имел, о чём идёт речь. Впрочем, наблюдения и выводы свои Эветьен никак не прокомментировал.

Ужинали мы без обязательного присутствия слуг за спиной, Эветьен, как и вчера вечером, сразу всех отослал. То ли и сам не любил есть, когда кто-то над душой стоял, то ли не считал нужным держать лишнего человека в столовой, раз трапеза проходит сугубо в кругу узком, без пяти минут семейном.

– Стефанио намерен назвать имя суженой в день пресветлого Тристина, – сообщил Эветьен после нескольких минут совместного сосредоточенного поглощения содержимого тарелок.

– Тристана? – повторила я.

– Тристин, – поправил Эветьен. – Несколько веков назад некоторых служителей Четырёх, прославившихся чистотой помыслов, верностью Благодатным и особыми деяниями, называли пресветлыми – за благой свет мыслей и дел. Для каждого избирали свою дату, когда следует славить того или иного храмовника и просить его о какой-либо милости. Считается, что свет их столь силён, что и после смерти служителя помогает скорее донести просьбу до Четырёх.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Пресветлый Тристин известен как покровитель брачных союзов, – пояснил Тисон. – При жизни он соединил великое множество пар и, как утверждают собрания о деяниях пресветлых служителей, все они прожили долгую и счастливую семейную жизнь.

– Это через неделю, – добавил Эветьен.

– И кто счастливица? – полюбопытствовала я и поймала его быструю, скупую усмешку. – Только не говори, что не знаешь.

– Знаю. Но не могу сказать, что одобряю этот выбор.

– Почему?

– Потому что это серьёзное отступление… от многих издавна принятых традиций. И не только от них.

Та-ак, кажется, и я знаю имя будущей супруги императора.

– Как же выбор жребием, воля богов и что там ещё было? – внезапно в памяти всплыл обрывок спора родителей Асфоделии. – И что за срок у императора приближается?

– В прошлом месяце Стефанио исполнилось тридцать восемь.

Да-а? Выглядит моложе, по крайней мере, я со своей колокольни столько бы ему не дала.

– Каждый государь Франской империи, принявший императорский венец, должен взять жену и произвести первенца на свет прежде, чем переступит сорокалетний рубеж.

– А если не успеет?

– Останется бездетным. Его ветвь будет считаться сломанной, и венец унаследует брат, старший сын брата либо иной близкий по крови и первопрестольному древу родственник-мужчина.

Интересно-то как. И, главное, ни в официальных исторических хрониках, ни в менее распространённом издании не было ни слова о столь интригующем нюансе.

– Странно, – удивилась я. – Мужчины не женщины всё же, некоторые и в почтенные лета вполне ещё способны ребёнка заделать.

– К сожалению, Империя знавала несколько примеров государей, по разным причинам не избравшим супругу до срока или оставшимся бездетными вдовцами. Помимо того, что выбор жребием осуществить было уже невозможно, женитьба не давала императору наследника, несмотря на все приложенные им усилия, – Эветьен глянул на меня и, понизив голос, внёс немного ясности: – Для работы артефакта требуется капля крови правителя. Если император был старше необходимого, артефакт уже не активировался. Впрочем, ни с артефактом, ни без него, ни от законной супруги, ни от любой иной женщины, дети у государя больше не рождались.

– В Слове говорится, что всякий правитель, стоящий над людьми так же, как Четверо стоят над всем миром человеческим, должен платить Благодатным дань, – вмешался Тисон, настороженно покосившись на брата, будто опасался, что тот может его прервать. – Плата эта не позволяет ему забыть, что сам он не бог, но лишь простой смертный, возвышенный над другими смертными милостью Четырёх, что он не бессмертен, век его короток и если не сумеет он должным образом распорядиться отпущенным ему сроком…

– В большинстве своём императоры успевали и жениться, и произвести первенца, – продолжил Эветьен. – Некоторые даже прежде, чем всходили на престол. Поэтому и случаев слома ветви не столь много.

– А если кто-то не мог иметь детей по физиологическим показателям?

– Предполагается, что выбор жребием позволяет избежать брака с неплодовитой женщиной, выявляя из всех подходящих фрайнэ достойнейших избранниц.

– То есть мужик бездетным быть не может просто по определению? – возмутилась я. – Сильный пол, венец божественного творения, все дела?

– Может, – ответил Эветьен спокойно. – Но сыновья первопрестольного древа несколько отличаются от прочих мужей. Дань богам или нет, однако во времена пришествия фрайниттов каждое из племён пыталось занять большую территорию и не желало уступать ни клочка земли другому. Они вытесняли остатки аромейцев, захватывали их рабов и не забывали о прочих народах, явившихся из других краёв. Каждый вождь хотел стать единственным правителем что над этими землями, что над всеми фрайниттами.

– Слава императоров Ри… пардон, Аромейской империи покоя не давала?

– Возможно, учитывая, что раньше наши пращуры обходились без идеи единого государя над всеми. Наибольшей удачи на этом поприще добился молодой Энги Фрайнитт, первым объединивший под своей рукой несколько племён. Произошло это здесь, на землях, ставших сначала Франским доменом и местом зарождения столицы, позднее – сердцем Благословенной Франской империи. Несмотря на последующее фактическое разделение при образовании и расширении прочих областей, именно Энги Фрайнитт считается семенем, давшим жизнь первопрестольному древу.

– Считается, но стопроцентной уверенности нет? – отметила я обтекаемую формулировку.

– Ветвь первых императоров апеллировала, прежде всего, к своему прямому происхождению от Энги Фрайнитта и, соответственно, данному богами праву стоять выше прочих фрайнов. Энги избавился не только от вождей объединённых им племён, но и от их жён, детей и ближайшей родни. Сам же, желая быть уверенным, что род его не прервётся, однако преумножится, сохранится и не распылится мёртвыми семенами, обратился к шаманам, дабы те смогли помочь в разрешении его трудностей. Ныне уже нельзя сказать наверняка, сделали ли это шаманы ещё при Энги или кто-то из первых императоров с помощью колдунов нашёл способ обезопасить и укрепить престол, рожая детей лишь в освящённом в храме союзе и до определённого срока. Важно, что с той поры каждый император вместе с венцом получал ограничения, рамки, переступить которые не мог, даже если бы пожелал.