съехала на обочину, выскочила и направилась к папарацци: Оставьте нас в покое! Ради бога, я с детьми, неужели вы не можете оставить нас в покое? Дрожащая, с розовыми щеками, она вернулась в машину, захлопнула дверцу, подняла стёкла, положила голову на руль и заплакала, а папры всё щёлкали и щёлкали. Я вспомнил слёзы, капавшие с её больших солнцезащитных очков, и вспомнил, как Вилли выглядел застывшим, как статуя. Я вспомнил, как папарацци просто щёлкали, щёлкали и щёлкали, и вспомнил, как чувствовал такую ненависть к ним и такую глубокую и вечную любовь ко всем в той машине.

Я вспомнил, как мы были в отпуске на острове Неккер, мы втроём сидели в хижине на скале, и тут приплыла лодка с бандой фотографов, которые искали нас. В тот день мы играли с водяными шариками, и у нас их валялась целая куча. Мама быстро соорудила катапульту и разделила шарики между нами. На счет "три" мы начали обстреливать ими фотографов. Звук её смеха в тот день, потерянный для меня на все эти годы, вернулся — он вернулся. Громкий и отчётливый, как шум уличного движения за окнами кабинета психолога.

Я заплакал от радости, когда вновь услышал его.

29

The Sun выпустило опровержение своей порноистории. В крошечной рамке, на второй странице, чтобы никто не увидел.

Какая разница? Ущерб был нанесён.

Плюс, это стоило Мег десятки тысяч долларов судебных издержек.

Я снова позвонил па.

Не читай это, дорогой…

Я отключился. Не собирался снова слушать эту чушь.

Кроме того, я больше не мальчик.

Я попробовал новый метод. Я напомнил па, что это те же самые дрянные ублюдки, которые всю жизнь изображали его клоуном, высмеивая за то, что он поднял тревогу по поводу изменения климата. Это были его мучители, те самые хулиганы, а теперь они мучили и издевались над его сыном и его девушкой — разве ему от этого приятно? Почему я должен умолять тебя, па? Или тебе уже на такое наплевать? Почему тебе безразлично, что пресса так обращается с Мег? Ты же сам говорил мне, что обожаешь её. Вы сошлись на общей любви к музыке, ты говорил, что она забавная, остроумная и безупречно воспитанная, ты так сказал мне… тогда почему, па? Почему?

Я не дождался прямого ответа. Разговор шёл по кругу и когда мы повесили трубку, я чувствовал себя… брошенным.

Мег тем временем связалась с Камиллой, которая пыталась утешить её тем, что пресса всегда так поступает с новичками, что всё пройдет со временем, что Камилла когда-то тоже побывала в шкуре врага №1.

На что она намекала? Что теперь очередь Мег? Типа "яблока от яблони"?

Камилла также предложила Мег, чтобы я стал генерал-губернатором Бермудских островов, что решило бы все наши проблемы, удалив нас из бурлящего центра водоворота. Верно, верно, подумал я, и ещё один дополнительный бонус этого плана состоит в том, чтобы убрать нас с дороги.

В отчаянии я пошёл к Вилли. Я воспользовался первым спокойным моментом, который у меня был с ним за годы: Конец августа 2017 года, Элторп. 20-ая годовщина смерти мамы.

Мы отплыли на лодке на остров. (Мост убрали, чтобы обеспечить матери уединение, а чужаки держались подальше.) У каждого из нас был букет цветов, которые мы клали на могилу. Мы постояли там некоторое время, погружённые каждый в собственные мысли, а затем поговорили о жизни. Я вкратце рассказал ему, с чем мы с Мег имели дело.

Не волнуйся, Гарольд. Никто не верит во всю эту чушь.

Неправда. Все верят. День за днём им это капает на мозги, и они начинают верить в это, даже не осознавая.

У него не было удовлетворительного ответа на этот вопрос, поэтому мы молчали.

Затем он сказал что-то странное. Он сказал, что думает, что мама ещё жива. То есть она... ходит среди нас.

Мне тоже так кажется, Вилли.

Наверное, она была в моей жизни, Гарольд. Направляла меня. Устраивала для меня дела.

Кажется, это она помогла мне создать семью. И я чувствую, что она помогает и тебе.

Я кивнул. Полностью согласен. Мне кажется, что это она помогла мне найти Мег.

Вилли отшатнулся. Он выглядел обеспокоенным. Казалось, что всё зашло слишком далеко.

Ну, Гарольд, в этом я не столь уверен. Я бы ТАК не сказал!

30

Мег приехала в Лондон. Сентябрь 2017. Мы были в Нотт Котт. На кухне. Готовили ужин.

Весь коттедж был наполнен... любовью. Наполнен до отказа. Казалось, что она даже выплеснулась в открытую дверь, в сад снаружи, маленький участок земли, который очень долго никому не был нужен, но который мы с Мег медленно облагородили. Мы копали и косили, сажали и поливали, и много вечеров сидели на пледе, слушая концерты классической музыки, доносящиеся из парка. Я рассказал Мег о саде по ту сторону нашей стены: Мамин сад. Где мы с Вилли играли в детстве. Теперь он закрыт от нас навсегда.

Как когда-то были мои воспоминания.

Кому сейчас принадлежит этот сад? спросила она.

Принцессе Майкл Кентской. И её сиамским кошкам. Мама ненавидела её кошек.

Принцесса Майкл Кентская

Когда я почувствовал запах сада, и подумал об этой новой жизни, лелеял эту новую жизнь, Мег сидела на другом конце кухни и накладывала японскую еду из картонной коробки в плошки. У меня неожиданно вырвалось: Не знаю, я просто…

Я был к ней спиной. Я замер, не закончив фразу, боясь продолжать, боясь обернуться.

Чего ты не знаешь, Хаз?

Я просто...

Ну?

Я люблю тебя.

Я ждал ответа. Его не было.

Теперь я слышал или чувствовал, как она идёт ко мне.

Я обернулся и увидел её прямо перед собой.

Я тоже тебя люблю, Хэз.

Мне хотелось сказать это с самого начала, так что в одном смысле слова не стали каким-то откровением или даже не были необходимы. Конечно, я любил её. Мег это знала, видела, это было известно всему миру. Я любил её всем сердцем, как никогда раньше. И всё же после моих слов всё стало по-настоящему. Мои слова запустили движение. Они стали поступком.

Это означало, что теперь нам предстоит ещё несколько серьёзных шагов.

Типа... жить вместе?

Я спросил, не хочет ли она переехать в Британию, ко мне в Нотт Котт.

Мы говорили о том, что это будет означать, как это будет происходит, и от чего