змея. – Риальто нажал на одну из раковин, украшавших край табурета, и произнес заклинание. На поверхность прибора спроецировалось миниатюрное изображение Гильгада в окружавшем его помещении.

Гильгад стоял посреди кухни в своей усадьбе, Труме, и делал выговор повару. На нем не было обычного красного костюма сливового оттенка – теперь он носил розово-красные панталоны, кокетливо перевязанные в талии и на лодыжках черными ленточками. На черной блузе Гильгада красовалась изящная вышивка, изображавшая красных и зеленых птиц. Прическа Гильгада тоже изменилась: пышные волнистые локоны, искусно завитые и подстриженные, закрывали его уши, причем это произведение парикмахерского искусства украшали две изящные булавки с рубинами и дорогостоящий плюмаж из белых перьев.

– Гильгад не терял времени, подчиняясь диктату последней моды, – проворчал Риальто.

Ильдефонс поднял руку:

– Слушайте!

Из дальноскопа тихо доносился гневный, взволнованный голос Гильгада:

– Здесь повсюду следы жира и копоти! Я мог смириться с этим в период предыдущего получеловеческого существования, но теперь я смотрю на вещи, в том числе на эту грязную и убогую кухню, совсем по-другому. Отныне я требую безукоризненной чистоты и аккуратности! Все поверхности, все участки должны быть выскоблены начисто, чтобы на них не осталось ни единого пятнышка! Но это еще не все! Мое превращение может казаться прислуге странным – не сомневаюсь, что вы отпускаете шуточки по этому поводу у меня за спиной, – но у меня чуткий слух, и я тоже умею шутить! Надеюсь, достаточно упомянуть Кьюния, который с недавних пор выполняет свои обязанности, прыгая на маленьких мягких лапках, помахивая длинным мышиным хвостиком и пища от страха при виде кошки?

Риальто нажал на раковину, чтобы удалить изображение Гильгада.

– Увы! Гильгад всегда любил модно одеваться – и, как вам известно, отличался в какой-то мере неустойчивым, даже язвительным, темпераментом. Сглаз, очевидно, не облагораживает жертв. Что ж, с Гильгадом все ясно. Кто следующий?

– Навестим Эшмиэля – уверен, что его приверженность нашим принципам не поколебалась.

Риальто прикоснулся к раковине; на поверхности табурета появилось изображение Эшмиэля в гардеробной его усадьбы Силь-Соум. Раньше наружность Эшмиэля поражала резким, бескомпромиссным контрастом – правая сторона его тела была белой, а левая – черной, его одежде была свойственна сходная расцветка, хотя ее покрой нередко можно было назвать причудливым или даже легкомысленным[6].

Подвергнувшись сглазу, Эшмиэль по-прежнему предпочитал колоритные контрасты, но теперь он, судя по всему, колебался в выборе между сочетаниями синего и лилового, желтого и оранжевого, розового и темно-коричневого – судя по расцветке одежды манекенов, расставленных в гардеробной. Эшмиэль расхаживал перед глазами наблюдавших за ним Ильдефонса и Риальто, разглядывая то один, то другой манекен, но не находя ничего, что точно соответствовало бы его вкусу; очевидно, это вызывало у него раздражение.

Ильдефонс глубоко вздохнул:

– Эшмиэль пропал, это ясно. Придется сжать зубы и проверить, что случилось с другими; сначала взглянем на Хуртианца, а затем, пожалуй, на Нежнейшего Лоло.

На поверхности табурета появлялся чародей за чародеем, и в конце концов не осталось никаких сомнений в том, что загово́р подействовал на всех.

Риальто мрачно заметил:

– Ни один из околдованных членов ассоциации не проявляет никаких признаков подавленности! Все они наслаждаются трансформацией, как если бы она была даром небес! Неужели мы с вами отреагировали бы таким же образом?

Ильдефонс поморщился и дернул себя за светлую бороду:

– От одной мысли об этом кровь холодеет в жилах.

– Так что мы остались одни, – заключил Риальто. – И решения придется принимать нам одним.

– Это непросто, – после некоторого размышления сказал Ильдефонс. – Нас атаковали! Следует ли нанести ответный удар? Если так, каким образом? И даже зачем? Этот мир, так или иначе, обречен.

– Но я еще не обречен! Я – Риальто, и подобное обращение меня оскорбляет!

Ильдефонс задумчиво кивнул:

– Несомненно, это важнейший фактор. Я, Ильдефонс, возмущен не меньше вашего!

– Более того, вы – Настоятель Ильдефонс! Для вас настало время воспользоваться законными полномочиями.

Ильдефонс смотрел на Риальто полузакрытыми невинно-голубыми глазами.

– Согласен! И я назначаю вас исполнителем моих директив!

Риальто проигнорировал комплимент.

– Я подумываю о звездоцветах.

Ильдефонс выпрямился на стуле:

– Что именно вы имеете в виду?

– Вы должны постановить, на основании действующих правил, что все звездоцветы подвергнувшихся заговору чародеев должны быть конфискованы. После этого мы остановим время и разошлем инкубов, чтобы они собрали камни.

– Все это замечательно. Наши коллеги, однако, нередко скрывают сокровища, причем весьма изобретательно.

– Должен признаться, на протяжении многих лет я предавался своего рода капризному развлечению. Я определил тайное местонахождение каждого из звездоцветов, ныне принадлежащих членам ассоциации. Например, вы храните свои камни в воде, в бачке туалета при вашей лаборатории.

– Неблагородное развлечение, должен заметить! Тем не менее в данный момент нет возможности обращать внимание на мелкие неприятности. Посему я повелеваю конфисковать все звездоцветы, находящиеся в распоряжении наших околдованных бывших коллег. А теперь, будьте добры, провозгласите заклинание, замораживающее пространственно-временной континуум, а я вызову своих инкубов – Ошерля, Сциска и Вальфинга.

– Мои инкубы, Топо и Беллюм, тоже готовы выполнять свои обязанности.

Конфискация была осуществлена с почти излишней эффективностью. Ильдефонс заявил:

– Мы нанесли противнику болезненный удар. Теперь наша позиция недвусмысленна, мы бросили вызов смело и откровенно!

Нахмурившись, Риальто разглядывал камни:

– Хорошо, мы нанесли удар, мы бросили вызов. Что теперь?

Ильдефонс надул щеки:

– Было бы целесообразно спрятаться, до тех пор, пока Мюрте не удалится.

Риальто недовольно хмыкнул:

– Если она нас найдет и вытащит, возмущенно пищащих, из наших нор, мы потеряем всякое представление о достоинстве. Конечно же, Каланктус поступил бы иначе.

– Тогда давайте узнаем, как поступил бы Каланктус, – сказал Ильдефонс. – Принесите «Абсолюты» Паджиоре, он посвятил Мюрте целую главу. Кроме того, нам пригодятся «Декреты» Каланктуса и, если он у вас есть, трактат «Каланктус: его средства и методы».

Еще не рассвело. Небо над далеким Диковатым озером слегка озарилось расплывчатыми проблесками сливового, аквамаринового и темно-розового оттенков. Риальто захлопнул чугунный переплет «Декретов».

– Не нахожу ничего полезного. Каланктус описывает настойчивость и целеустремленность женского гения, но не предлагает никаких конкретных защитных мер.

Ильдефонс, просматривавший страницы «Доктрин» Каланктуса, заметил:

– Я нашел любопытный отрывок. Каланктус сравнивает женщину с Циэйским океаном, поглощающим, во всем его объеме, настойчивый напор Антиподального течения, огибающего мыс Спанг, но только постольку, поскольку преобладает штиль. Как только ветер слегка нарушает баланс, океан, казавшийся мирным, огибает мыс в противоположном направлении – сокрушительной трехметровой или даже шестиметровой волной. После восстановления равновесия и высвобождения напряжений Циэйский океан возвращается в прежнее состояние, невозмутимо поглощая течение. Вы согласны с тем, что этот пассаж – истолкование женской духовной сущности?

– Не совсем, – возразил Риальто. – Каланктус