у подчиненного. Будущий сталинский лауреат работал ответственным секретарем «Комсомольской правды», в штате газеты был талантливый человек, журналист Шейнин. Начальник предложил ему написать пьесу, пообещав ее пробить. Тот взялся за работу, Суров читал и хвалил, когда пьеса была готова, он отнес ее в Театр Ермоловой. Поначалу на титульном листе стояло два имени, затем Шейнин исчез. Тот запротестовал, и ему тут же пришили политическое дело: бедняге не посчастливилось сказать, что висящий над развалинами Сталинграда лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» – выглядит нелепо. К тому же Суров подкупил завлита Театра Ермоловой, пообещав ему часть процента со сбора, и тот сказал, что Шейнин рукопись не подписывал. Настоящему автору оставалось радоваться, что его не посадили, Анатолий Суров получил отличную прессу и путевку в жизнь.

Кстати

Для него писали жертвы развернувшейся в 40‐х гг. космополитской кампании, во время которой он был первым головорезом. Это были очень плохие, сконструированные под политическую конъюнктуру пьесы, поэтому их ставили от Москвы до Владивостока. Настоящим авторам достались гроши, Суров стал знаменитостью и советским миллионером. Человеком лауреат был простым, свой взлет он отмечал плавно сменяющими друг друга запоями.

Пьяный Суров подрался с прозаиком Бубенновым и проткнул его задницу вилкой, затем он подрался с собственным шофером, побил врача «скорой помощи». Медсестра вызвала участкового, но лауреат дал ему денег, и тот спустил дело на тормозах. В конце концов Анатолий Суров осквернил выборы: со словами «я знаю, что делаю» он изорвал и растоптал избирательный бюллетень. Специальная комиссия выяснила, что он плагиатор, его исключили из партии и Союза писателей, а потом символически аннулировали – вычеркнули из Краткой литературной энциклопедии.

В литературе и кино много пили и гуляли и в 30‐х, и в 50‐х гг. Пил Шолохов, пил Фадеев, спивался совестливый обидевшийся Олеша – контраст между вечным праздником в ресторанах Дома работников искусств, Дома литераторов и жизнью обычных людей казался ему невыносимым. Этим путем шли многие, и «от такой жизни запьешь» – слова, сказанные Сталину Шолоховым, кажутся двусмысленными.

В 1950 г. вопросами авторских гонораров занималась комиссия во главе с будущим главным идеологом партии Сусловым. Ей очень не понравилось, что Константин Симонов за четыре года получил два с половиной миллиона процентных отчислений за постановки пьес, а переводчице Мингулиной одна пьеса принесла около миллиона за три года. Прозаики тоже прекрасно зарабатывали (наследники Алексея Толстого за собрание сочинений, подписка на которое была объявлена в 1953‐м, должны были получить около 5 млн). Сталин сказал, что от чрезмерно жадных писателей «отвернется народ», и положил предложения комиссии под сукно.

После смерти Сталина Суслов настоял на своем, и гонорары за собрания сочинений были снижены. Уменьшились доходы переводчиков и отчисления драматургам, но пьесы все равно приносили отличные деньги. Прекрасно жили сценаристы. За 75 страниц им платили от 6 до 7 тысяч рублей и полтораста процентов «потиражных» при выходе фильма – можно было купить квартиру и машину.

Кстати

Среди писателей в поздние советские времена денежным тузом был условный маститый прозаик, автор многотомных эпопей, член правления Союза советских писателей и главный редактор толстого литературного журнала. Знаменитые советские поэты жили похуже, но один из них (по совместительству – востребованный автор текстов к популярным песням) оставил родным наследство, на которое при СССР можно было построить три девятиэтажных дома.

Так работал советский рынок культуры: доход зависел от тиража, количества копий фильма, востребованности музыки и пьесы, проданных билетов. То был единственный исторический период в единственной на всем белом свете стране, когда писать романы и пьесы было выгоднее, чем работать предпринимателем или чиновником-коррупционером.

Хочется порадоваться за писателей описываемого периода и огорчиться за литературных деятелей дня сегодняшнего. Не за всех, конечно. Есть на этом поприще достаточно богатые и именитые. А за тех, кто, возможно, истинно талантлив, пишет прекрасные произведения, но вынужден заниматься не только этим трудом, а еще и таким, которое способно просто прокормить, потому что издатели на авторах экономят.

(По материалам: https: //moi-goda.ru/nasha-istoriya/sovetskie-pisateli-zhili-ranshe-ne-tuzhili)

Поэтическая жизнь первой половины XX в

Естественной точкой отсчета нового литературного цикла в ХХ в. стал 1917 г., особенно Великий Октябрь. Развитие русской литературы после 1917 г. стало протекать в трех основных руслах: литература русского зарубежья, литература, не признанная официально и в свое время в СССР не печатавшаяся; русская советская литература (по преимуществу социалистического реализма). Момент Октября обозначил небывало резко усилившуюся тенденцию фактического огосударствления литературы. Первым этапом в развитии русской литературы ХХ в. стали 1917–1921 гг. – годы революции и Гражданской войны, годы так называемого военного коммунизма. Это время было страшным испытанием для русской литературы, она была поставлена на грань физического выживания. Не менее тяжелыми, чем материальные, были для литературы «страшных лет России» проблемы выбора. Отношение к революции, отношения с революцией стали главным вопросом для большинства писателей в новых, изменившихся условиях. Этот процесс все больше и больше разводил художников. Безоговорочно на сторону победившего пролетариата встали В. Маяковский, А. Серафимович, Д. Бедный, В. Брюсов. А. Блок, призывавший «всем сердцем, всем сознанием слушать революцию», видел в ней прежде всего исторический взрыв «стихийных сил, варварских масс», призванных заменить существующую цивилизацию чем-то новым, и его разочарование впоследствии было неизбежным. Возникает новая генерация поэтов – Крайский, Бедный, Полетаев – пролетарские поэты. Крупнейшее произведение этих лет – поэма А. Блока «12» (1918).

Кстати

Главное место в литературе 1917–1921 гг. занимала поэзия. Характерной особенностью литературной жизни Москвы и Ленинграда стали массовые, повсеместные выступления поэтов – на заводах, в учебных заведениях; организация диспутов, выставок; особой популярностью пользовались поэтические кафе («Стойло Пегаса», «Кафе футуристов»). Центральными фигурами поэзии тех лет являлись А. Блок, В. Маяковский, С. Есенин; рядом с ними выступают Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам, В. Хлебников, В. Каменский, Б. Пастернак, Э. Багрицкий, Н. Тихонов и многие другие.

Бурная революционная эпоха выплеснула на поверхность и представителей массовой поэтической самодеятельности: пролеткультовцев, имажинистов, футуристов и т. д. Именно в поэзии ярче, полнее всего выразился двуединый пафос времени: восторженные оды в честь революции (В. Маяковский, Д. Бедный, поэты-пролеткультовцы М. Герасимов, В. Кириллов и Н. Полетаев) и столь же эмоциональные проклятия в ее адрес (М. Волошин, И. Бунин, З. Гиппиус и др.).

Потребовалась некоторая временная дистанция, чтобы в русской литературе появился более сложный, неоднолинейный взгляд на происходящие события. Этот новый, гуманистический взгляд наиболее ярко выразился в поэзии того же Волошина и М. Цветаевой (цикл «Лебединый стан»). События Гражданской войны