Шрифт:
Закладка:
В этот период были осуществлены значительные постановки произведений классической драматургии: «Царь Эдип» Софокла (1969 г., узбекский Театр имени Хамзы), «Женитьба Фигаро» Бомарше (1969 г., московский Театр сатиры), «Юлий Цезарь» (1973 г., грузинский Театр имени Ш. Руставели).
Деятели театра объединены в театральные общества (ВТО).
Кстати
В 1975 г. в СССР работало 570 театров, в том числе 344 драматических, 155 детских и юного зрителя. Спектакли звучали более чем на 40 языках народов СССР.
Необходимо отметить удивительный театр в Москве, в районе Измайлово, – Театр мимики и жеста, преобразованный из студии, первый в мире стационарный театр для глухонемых (открыт в 1963 г.).
Сценические средства выразительности в этом театре были основаны на пластике, элементах пантомимы, музыки, танца. Жест, доведённый до совершенства, делает спектакль доступным глухонемому зрителю.
При этом действие сопровождается речью диктора, который синхронно озвучивает спектакль.
В Советском Союзе образовывались детские театры, ТЮЗы (театры юного зрителя), 21 ноября 1965 г. открылся Московский государственный академический детский музыкальный театр под руководством Наталии Ильиничны Сац.
Следует отметить, что в «эпоху застоя» происходят фундаментальные изменения в сознании общества, которые первоначально произошли еще в 1950–1960‐х гг. и тогда еще начали расшатывать советскую идеологию.
Театральные режиссеры Ефремов и Эфрос, Товстоногов и Любимов, Фоменко и Захаров бросали вызов официальной морали, нормативности, стертости мышления и поведения, господству страха и лжи.
Противостояние, преодоление – вот нравственный пафос лидеров нового поколения.
Во весь голос театр заговорил о человеческом достоинстве, о пошлости унифицированной толпы и утверждал веру в индивидуальность личности, которая способна совершать самостоятельный выбор.
В культуру театра стремительно вошло поколение шестидесятников.
По распоряжению министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой открылся знаменитый московский Театр на Таганке под руководством Юрия Петровича Любимова – театр, который сразу выявил оппозиционный настрой к театральному соцреализму и отход к театру поэтическому, символическому, площадному. Театр на Таганке, сразу став самым популярным театром не только Москвы, но и всей страны на долгие годы, официально был определен как театр самой низкой категории – ниже шли самодеятельные коллективы.
У входа в Московский театр на Таганке. 1970‐е гг.
Кстати
Порой театр забегал вперед, опережая ход событий, конструировал, сочинял героя. Порой, словно оглядываясь из далека лет, говорил о человеке революции в форме легенды, мифа, притчи.
Поэты и писатели: как жили – не тужили
Отечественные издатели сегодня искренне признаются, что «экономят» на авторах. На гонорары в России живут очень немногие литераторы, остальные вынуждены зарабатывать на жизнь каким-то иным трудом. В этом смысле жизнь непосаженных и нерасстрелянных отечественных писателей, и в особенности драматургов, в 30–50‐х гг. прошлого века может показаться просто райской…
Кстати
Среднестатистическая зарплата в крупной промышленности в 1936 г. составляла 231 рубль, в науке – 302 рубля, в медицине – 189, в управлении – 427 рублей в месяц. В 1936‐м основная масса писателей – около 4000 человек – зарабатывала менее 500 рублей. Больше 500–315 человек. 164 писателя – больше 1000, 14 – больше 10 тысяч рублей ежемесячно. Некоторые писатели, особенно на периферии, бедствовали. Но всего через несколько лет после того, как в 1934 г. был образован Союз советских писателей, разрозненное и недружное литературное сообщество превратилось в корпорацию со своей иерархией, руководством, собственностью и отдельными от других граждан СССР социальными гарантиями.
При этом надо иметь в виду фон: в довоенном и послевоенном Советском Союзе признаком зажиточности могла стать вторая пара ботинок, а второй костюм определенно на это указывал. Отдельная квартира говорила о величайшем процветании, высоком общественном положении. Писателю было проще получить все это, чем инженеру, и в ССП рвались графоманы. У писателей, как и у работников советской торговли, были свои секреты, делающие гонорары больше и жизнь лучше. Но начнем с самого начала.
В 1922 г. вопрос о поддержке литераторов на Политбюро поставил покровитель Есенина, Пильняка и Шкловского Троцкий, сказав, что «лучше всего, разумеется, если бы эта поддержка выражалась в форме гонорара». Чуть позже его поддержал несостоявшийся поэт, друг Демьяна Бедного Сталин. Он написал в ЦК записку о «материальной поддержке вплоть до субсидий, облаченных в ту или иную приемлемую форму». И писателей поддержали.
Прозаик получал деньги за авторский лист и процент с тиража, независимо от того, как он разошелся. Ему причитались жалкие полтора процента, но тиражи были огромными. Книга могла стоить 1 рубль 20 копеек, 50‐тысячный тираж считался маленьким, 100‐тысячный небольшим. За авторский лист (22 машинописные страницы) платили от 250 до 800 рублей. Переиздание приносило 60 % от первоначального дохода. Малоизвестный писатель получал за книгу 5–7 тысяч рублей, не считая потиражных. Драматургам причитался процент со сбора – 1,5 % за акт, семиактная пьеса давала 7,5 % сбора (идя по стране, она приносила до 50 тысяч в год). Либреттистам доставалось 2,75 %.
И это была вершина айсберга, хорошо кормила даже литературная поденщина.
Типа «никакого праздника нет, а мы – пируем».
3 сентября 1923 г. фельетонист Булгаков пишет в дневнике:
«…Я каждый день ухожу в «Гудок» и убиваю в нем безнадежно свой день.
Жизнь складывается так, что денег мало, живу я, как и всегда, выше моих скромных средств. Пьешь и ешь много и хорошо, но на покупки вещей не хватает. Без проклятого пойла – пива не обходится ни один день…»
А вот второй голос: летом того же 1923‐го к другому сотруднику «Гудка», Валентину Катаеву, из Новороссии приезжает брат. Как и Катаев, принимавший участие в белогвардейском заговоре, как и он, чудом не расстрелянный, выпущенный из-под ареста. Будущий автор «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» Евгений Петров служил в уголовном розыске. В Москву он приехал в крестьянской свитке и устроился надзирателем в Бутырскую тюрьму на 20 рублей в месяц. Брат заставил его написать фельетон и пристроил тот в печать.
«– Поезжай за гонораром, – сухо приказал я. Он поехал и привез домой три отличных, свободноконвертируемых червонца, то есть тридцать рублей, – валюту того времени.
– Ну, – сказал я, – так что же выгоднее: служить в Бутырках или писать фельетоны? За один час сравнительно легкой и чистой работы ты получил больше, чем за
