Несмотря на совет Байра, Дафна, вернувшись в комнату, не может уснуть. Кровать Клионы пуста, но это совсем не удивляет принцессу. Она готова поспорить, что девушка с Хеймишем весьма благодарна ей за это. Дафне сейчас было бы сложно находиться рядом с другим человеком.

Вместо того чтобы спать, она находит в своем сундуке чистый лист бумаги, перо и чернильницу, несет их к столу и садится за него. Она смотрит на чистый лист бумаги, кажется, целую вечность. Слова Байра эхом отдаются в ее голове. Так чего ты хочешь?

Еще не совсем полночь, с лестницы до нее все еще доносятся голоса других посетителей, но она пытается не обращать на них внимания и сосредотачивается на том, что ей нужно сказать Беатрис. Она берет перо, макает его в чернильницу, мгновение держит его над бумагой, но затем снова кладет. Процесс повторяется больше раз, чем она может сосчитать, но даже когда голоса внизу стихают, а гостиница вокруг нее засыпает, нужные слова так и не приходят.

Дело не в том, что ей нечего рассказать сестре, просто изложить все это на бумаге кажется невыполнимой задачей. Она закрывает глаза и опускает голову на руки. Посидев так, она выпрямляется. Действительно, есть много вещей, которые она должна сказать своей сестре, но она откладывает их в сторону. Что она хочет сказать Беатрис?

Дорогая Триз,

ты помнишь наш десятый день рождения? Нас одели в те отвратительные одинаковые платья с огромными синими бантами на спине. Мы как всегда поссорились, хотя я уже не помню, из-за чего конкретно случилась та ссора. Уверена, это была какая-то нелепица, хотя в то время, наверное, это казалось крайне важным.

Мы пришли на тот пышный бал, который мама для нас устроила, стояли бок о бок и демонстративно не разговаривали. Ни одна из нас не заметила, как Софрония связала банты наших платьев вместе, и, попытавшись пошевелиться, мы упали друг на друга, превратившись в гору белого шифона. Я все еще слышу смех Софронии и все еще вижу разъяренный взгляд мамы. Багровый цвет ее лица проступил даже сквозь все слои крема и пудры.

Мы с тобой тоже смеялись. Невозможно было не смеяться, когда рядом была Софи.

Софи всегда была той лентой, которая связывала нас вместе. Иногда казалось, что она была единственной ниточкой между нами. Я знаю, что часть тебя, должно быть, ненавидит меня за то, что я подвела ее. Пожалуйста, знай, что я не собираюсь совершать эту ошибку дважды.

Однако есть еще одна лента, связывающая нас вместе. Мама. Хотя теперь, как и вы с Софи, я верю, что лента – это петля. В последнем письме Софи ко мне она написала, что, если бы мы втроем вместе выступили против мамы, у нас был бы шанс ее перехитрить. Мне жаль, что мы никогда не узнаем, была ли в этом правда, но сейчас я рядом с тобой, и сами звезды не смогли бы сдвинуть меня с этого места.

Приезжай во Фрив. Пожалуйста.

Дафна

Виоли

Виоли расстается с Руфусом и принцами недалеко от Элдеваля. Она направляется ко дворцу, а они продолжают путь на запад, к Сильванским островам. Когда дело доходит до прощания, никто этим не удручен, но Руфус с такой серьезностью советует ей быть осторожнее, что это заставляет ее задуматься, не скрывается ли за его беззаботным фасадом более проницательный человек, чем о нем думают.

Как только Виоли возвращает лошадь в конюшню, она идет прямо во дворец. Поблизости нет часов, которые могли бы подсказать ей точное время, однако рассвет еще не наступил, а по тому, насколько пустынны залы, она догадывается, что уже далеко за полночь. Нельзя терять времени. Она ныряет за угол и прячется за мраморным бюстом какого-то фривийского мужчины с длинной бородой, роется в своей сумке и достает упомянутую Дафной пудреницу, усыпанную рубинами.

Это будет легко, говорит она себе. Все, что ей нужно сделать, – это заставить Евгению вдохнуть порошок.

Не составляет никакого труда пробираться по пустынным коридорам дворца, когда вокруг нет ни души. Виоли легко удается проникнуть в гостиную Евгении, а затем и в ее спальню так, чтобы никто не заметил. Когда Виоли обнаруживает, что уже стоит у изножья кровати спящей королевы, то ей кажется нелепым, что та даже не шелохнулась, и что убить королеву оказывается так легко. Конечно, все должно быть сложнее. Отчасти она хочет, чтобы все было сложнее.

Ядовитый порошок подействует быстро. Вполне возможно, что Евгения вообще не проснется. Она просто умрет во сне, легко и безболезненно. Виоли закрывает глаза и видит, как Софронию ведут к палачу, видит, как падает гильотина, видит, как голова ее подруги отделяется от тела.

Она полагает, что та смерть тоже была быстрой, хотя это и не заставляет ее ненавидеть Евгению меньше. Убийство с помощью ядовитого порошка кажется той добротой, которой Евгения не заслуживает. Для Виоли было бы гораздо большим удовольствием обхватить руками горло Евгении, увидеть, как ее глаза распахнутся. Виоли хочет, чтобы она увидела ее, узнала, что происходит и за что именно ее настигла смерть. Хочет, чтобы она поняла, что умрет от рук Виоли.

Эта мысль удивляет девушку. Когда она убивала раньше, то не испытывала почти никаких эмоций. Она убивала по необходимости, и ее жертвы были скорее препятствиями, чем врагами. Ей казалось, в убийстве нет ничего необычного.

Однако в этот раз все совсем не обычно, думает она, наблюдая, как размеренно поднимается и опускается грудь Евгении.

Виоли поднимает свой плащ, чтобы прикрыть нос и рот в качестве меры предосторожности, и вытаскивает пудреницу с порошком из кармана. Открыв ее, она подходит к кровати Евгении.

Евгения спит на спине, натянув одеяло до подбородка, а ее темно-каштановые волосы заплетены в длинную косу. Она выглядит моложе, чем помнит Виоли, но девушка знает, что эта невинность – всего лишь иллюзия. Она говорит себе, что не будет колебаться. Виоли протягивает пудреницу с порошком, подносит ее прямо к ноздрям Евгении и ждет, пока та вдохнет.

Едва Виоли это делает, почти одновременно происходит несколько вещей.

Евгения резко просыпается, садится и выбивает пудреницу из рук Виоли.

Летит порошок, и большая его часть попадает на Евгению, но в воздухе оказывается достаточно, чтобы Виоли пришлось задержать дыхание, прижав плащ к носу и рту.

Затем воздух пронзает крик, и внезапно желание Виоли