Шрифт:
Закладка:
На протяжении всей войны ежедневные сводки Лозовского регулярно появлялись в советских радиопередачах, а также передавались в отредактированном виде западной прессе[1149]. Ходили слухи, что Лозовский и глава нацистской пропаганды Йозеф Геббельс тщательно изучают официальные сообщения друг друга, пытаясь читать между строк. Участие Лозовского в войне далеко не ограничивалось прессой. Он сыграл важную роль в создании Чрезвычайной государственной комиссии и был одним из главных организаторов Еврейского антифашистского комитета, который распространял за границей доказательства немецких зверств и собирал пожертвования для Красной армии[1150].
Лозовский слишком хорошо знал, что советские представители в Нюрнберге сражаются на пропагандистском фронте, как и то, что самая опасная из стоящих перед ними пропагандистских проблем – Катынь. Он активно участвовал в первоначальной советской операции информационного прикрытия и курировал кампанию в прессе по распространению советской версии событий. Именно Лозовский организовал железнодорожную экскурсию западных корреспондентов в Катынский лес в январе 1944 года[1151]. Катынская «увеселительная поездка» послужила тестовым прогоном доказательных материалов и свидетельских показаний, включенных в отчет Бурденко. Пресса приняла советские доказательства за чистую монету и тем вселила в советских руководителей уверенность, что эти убийства можно будет вменить в вину нацистам перед МВТ[1152]. После победы союзников Лозовский считал, что советскому нарративу о Катыни больше ничего не угрожает. Эта была лишь последняя из советских иллюзий, рухнувших в Нюрнберге. С того дня, как Трибунал удовлетворил ходатайство защиты о том, чтобы разрешить свидетельские показания о Катыни, Лозовский напряженно ждал начала этих слушаний[1153].
* * *
Тема пропаганды вышла на передний план во Дворце юстиции днем 26 июня, когда началась защита Ханса Фриче, последнего из подсудимых. Фриче, глава нацистской радиопропаганды, был взят в советский плен в Берлине 2 мая 1945 года, когда явился в штаб-квартиру Красной армии и предложил выступить по радио, чтобы побудить немецкие войска сдаться. Генерал Красной армии принял это предложение – а затем передал Фриче в руки Смерша. Следующие месяцы Фриче провел в советской тюрьме в Берлине. В конце июля его отправили на самолете в Москву и заключили в знаменитую тюрьму на Лубянке, в подвале главного здания НКВД[1154]. В середине августа, когда составлялся список подсудимых в Нюрнберге, Смерш сообщил Вышинскому, что Фриче признал свою виновность в том, что «возглавлял клеветническую фашистскую пропаганду против Советского Союза, Англии и Америки»[1155]. 15 октября Фриче вновь посадили на самолет – на этот раз направлявшийся обратно в Германию, на Нюрнбергский трибунал.
Западным обвинителям не хотелось добавлять в список подсудимых Фриче, который не был членом ближнего круга Гитлера. Но советская сторона настаивала, что после гибели Геббельса Фриче нужен, чтобы осветить работу нацистской пропагандистской машины. Он возглавлял Отдел немецкой прессы в геббельсовском Министерстве народного просвещения и пропаганды, когда началась война; затем он возглавил Отдел радио того же министерства. На этом посту, в частности, он изобразил катынские убийства как преступление, совершенное «еврейско-большевистской тайной полицией»[1156]. Фриче сообща с Геббельсом распространял информацию об этом преступлении за рубежом, публикуя фотографии откопанных трупов, чтобы создать раскол между СССР и западными державами[1157].
Голос Фриче знали в Германии; в своих вечерних радиопередачах он рассказывал немецкому народу о войне[1158]. Этот голос теперь вживую заполнил зал суда в Нюрнберге. Фриче с гордостью рассказывал о своей работе в геббельсовском министерстве. Он проводил различие между официальной пропагандой, которую он помогал распространять, и «радикальной агитацией» антисемитов вроде Юлиуса Штрайхера – пытаясь дистанцироваться от последнего. В ответ на вопрос своего адвоката Хайнца Фрица, почему он постоянно обвинял евреев и большевиков, Фриче объяснил, что считал эти группы и их антинацистскую агитацию причиной войны[1159].
Затем Фриче рассказал суду, что не знал о гитлеровских планах уничтожения евреев, и заверил, что сам стал жертвой нацистской дезинформации. По словам Фриче, Геббельс заверил его, что газовые фургоны, упоминавшиеся на советском Харьковском процессе 1943 года, – «чистая выдумка»[1160]. Фриче сухо рассказал о том, как он во время войны старался привлечь европейцев, по его выражению, «на сторону Германии». На вопрос своего адвоката, пытался ли он при помощи пропаганды расколоть союзников, Фриче ответил без экивоков. «Конечно, пытался, – сказал он. – Я считал это допустимым методом ведения войны»[1161]. Советские представители не могли не видеть, что защита весьма успешно применяет аналогичную технологию в Нюрнберге.
28 июня Руденко начал свой допрос Фриче и сразу же столкнулся с проблемами. Когда Руденко зачитал отрывок из письменных показаний, которые Фриче подписал во время московского заключения, Фриче решительно возразил против той строки, где он назвал себя доверенным лицом Геббельса. Руденко указал на его подпись, и тогда Фриче признал, что подписал документ, но продолжил настаивать, что это не его слова. Вмешался председатель Трибунала Лоуренс: что Фриче пытается сказать? Фриче ответил, что этот документ – неточный пересказ ответов, которые он давал на допросах, длившихся много дней и недель, иногда по ночам. Он заявил, что подписал его под давлением после «очень строгого одиночного заключения, которое длилось несколько месяцев». Руденко посмотрел на него с удивлением. «Вы же не думали, подсудимый Фриче, что после всего, что Вы совершили, Вас отправят в санаторий?»[1162]
Ил. 42. Ханс Фриче был одним из двоих подсудимых, доставленных в Нюрнберг советской стороной. 1945–1946 годы. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Библиотекой Гарри С. Трумэна. Фотограф: Чарльз Александр
Руденко не смог заставить Фриче подтвердить его московские признания и тогда предъявил в качестве доказательств отрывки из радиопередач Фриче, чтобы установить его роль в подготовке к войне. Не пытался ли Фриче в своей речи в августе 1939 года убедить немецкий народ, что необходимо напасть на Польшу? – спросил Руденко. Фриче настаивал, что это Польша вынудила Гитлера действовать. Затем он добавил, что «был очень удовлетворен», читая вскоре затем в советской прессе, что советское правительство согласилось с его интерпретацией. Впоследствии Тейлор назвал руденковскую стратегию допроса безрассудной, учитывая, что к тому моменту все знали о советско-германском сговоре против Польши. (Разумеется, эту стратегию Руденко выбрал не сам; такой подход задала комиссия Вышинского.) Касаясь темы военных планов Германии, Руденко спросил Фриче о взаимодействии его министерства с МИД Германии, которое
