Над Миусом и прибрежьем опускался туман. Мутнее стал отсвет ракет, глуше пальба. Оторвавшись от раздумий, Яков перелёг на другой бок, умял сломанные будылья старюки. Чувство неожиданной тревоги заставило поднять голову, прислушаться.

— Ты что? — шепнул Федот, тоже вытягивая шею.

— Кто-то есть!

Замерли. И вскоре различили похрустывание загустевшего на утреннике наста. Неподалёку неожиданно звякнуло — то ли фляжка, то ли тесак задел о ремённую бляху. Три смутных силуэта проступили в призрачной пелене ночи. Бойцы вскинули автоматы. Немецкий патруль находился от них метрах в двадцати. Постоял. В полном безмолвии, крадучись, направился обратно, к своим позициям.

— Упустили. Надо было брать. Хоть одного, да взяли бы, — не без досады прошептал Яков.

— Опасно. Всполошим фрицев — ребят отрежут.

— Тише! — Яков встал на колени, дрогнувшим голосом спросил: — Это... человек? Или мне кажется?

— Где? — выдохнул Федот.

— А вон, внизу. В балке... На моего отца похож.

Федот напряг глаза. Уверенно ответил:

— Не вижу. Никого там нет.

— Как же! В белом маскхалате.

— Мерещится тебе! И меня сдуру путаешь...

Озноб затряс Якова, он послушался, припал к земле. Федот настороженно наблюдал за ним, не зная, как помочь. Между тем впереди послышались сбоистые шаги. И через минуту мимо пробежали разведчики. Заметив поднявшегося вполроста Федота, замыкавший цепь парень позвал:

— За нами! Нет дела...

— Айда, Яшка! Уходим, — затормошил напарник, ободрённый тем, что обошлось без боя.

И затопотал подкованными сапогами к берегу, вдогон лазутчикам. Но Журавский не торопился поднимать бойцов, окликнул жёстким вопросом:

— Красноармеец Лупашников, почему бросил пост?

— Разведчик приказал.

— Здесь я отдаю приказы! А где Шаганов? Я же предупреждал, чтобы не отпускал его ни на шаг. Бегом назад!

На прежнем месте Якова не оказалось. Всполошённый Федот метнулся туда-сюда — никого. Нарушая строжайший запрет командира, позвал:

— Яшка!

И моментально взлаял на высотке пулемёт, стеганул по берегу огненной очередью. Его поддержали автоматы. Боец по-пластунски пополз назад, матеря непутёвого донца, вероятно, перебежавшего к немцам. Не зря у особиста был на примете!

Старший сержант с нетерпением дожидался Федота на берегу, скрываясь от обстрела. И не жалея поникшего терца, воскликнул:

— Проворонил! Что же, придётся, Лупашников, отвечать. Не миновать тебе штрафбата...

2

Исполняющий обязанности командира 37-го полка Ниделевич, в недавно надетых погонах капитана, непривычно торчащих на плечах, выслушал доклад казака, слегка улыбаясь.

— Ну, расскажи подробней, как дело было. Почему не поставил в известность своего командира? А если бы в плен попал?

— Да ничего особенного, товарищ капитан. Решил догнать патруль. Их трое было. Полз за ними до блиндажа. Уже замерзать стал, когда, гляжу, вышел за ограждение толстяк, видно, по нужде. Только распоясался — я подбежал, автомат в спину и повёл...

— С голым задом? — засмеялся чернобровый красавец Ниделевич и оглянулся на офицеров, находившихся на полковом командном пункте.

— Никак нет. Он на ходу штаны застегнул. А вот через реку... Чуть фельдфебель не утонул! Он, оказалось, плавать не умеет, а габариты... Наши приняли за немцев, тоже стали стрелять...

— Слушай, за что лейтенант Кузнецов на тебя зуб точит? Еле убедил не привлекать тебя к дисциплинарной ответственности. Правда, что... ну, с отцом?

— Да. Случайно...

— А ты не оправдывайся! Что есть, то есть. Всё равно бы предатель не ушёл от расплаты... Значит, так. Парень ты, гляжу, отчаянный. К тому же бывший партизан. Перевожу тебя во взвод охраны штаба. Лейтенант Байков оповещён. Найди его и доложи.

— Есть, товарищ капитан.

В тот же час Яков перебрался в штабную землянку, где размещались охранники. Старшина Писаренко, отменный усач, похожий на Будённого, определил новичку место на нарах и проводил к коновязи, приказав впредь следить за содержанием офицерских лошадей и особенно командирской трёхлетки Мальвы.

С первого взгляда Якову стало понятно, что разномастный косячок лошадей, хотя и находился при штабе, не отличался ухоженностью. Коновод, седочубый ополченец дед Варфоломей, обрадовался помощнику и не преминул тут же пожаловаться:

— На всю конюшню один-одинёшенек. Всех, кто моложе, — в окопы. Вот какая оказия! А туточко ишо и силов кот наплакал. При моём возрасте. Ни соли, ни мяска, ни чесночку. Хлебца и то по трошки дают. Сморился вконец!

— Дороги протряхнут — снабжение наладится, — подбодрил Яков бледного и заметно отощавшего старика. — Держись, дед! Зато рыбы вдосталь! На Севере одной рыбой питаются. И ничего, ещё и детей рожают.

— А ты откеда знаешь?

— В школе изучали. А у нас, в Азовском море, рыбы не меньше.

— Не-ет, паренёк. Без соли рыба — не рыба! Обрыдла, спасу нет. Ажник в кишках шурухтит, ноить. А ты ишо молодой, кровя... фунциклируют, — ввернул лукавоглазый бородач перенятое у кого-то словечко. — А моя абы-абы текёт. Не сегодня-завтра вовзят застыня.

— Гм. А сколько ж тебе лет, дедушка? — поддержал Яков шутника. — На вид — не больше двадцати.

— Ажник меньше! На той неделе ишо титьку сосал, — нашёлся ополченец, исподволь наблюдавший за тем, как Яков щёткой охаживает бока гнедого дончака, вопреки своему норову покорно стоящего у коновязи. — Энто гривач штабного начальника. Прокуда! А тобе слухая... Умеешь, умеешь с ими ладить...

И эти слова бывалого коновода были дороже Якову любой командирской похвалы.

Совместное совещание командования 5-го Донского казачьего кавкорпуса и 2-го гвардейского мехкорпуса было назначено в полдень, на наблюдательном пункте, вблизи села Ряженого, откуда открывалось правобережье и — за Миусом — господствующая высота 101,0. Лейтенант Байков, командир охраны штаба и ординарец Ниделевича, взял с собой в поездку сержанта Упорова и Якова, опасаясь стычки с вражескими диверсантами, время от времени засылаемыми в тылы красноармейцев. Снова по размокшей, неприютной степи волоклись космы тумана. Только к середине дня их развеял ветер и посветлело.

Обоих бойцов отрядили в оцепление вдоль холма, на котором и находился НП. Кроме Якова и его сослуживца, охрану несли солдаты из других подразделений. За рекой, на невысоких пегих буграх, где таились дзоты, было непривычно тихо. Молчали и наши. И это тревожное затишье могло оборваться в любой миг...

Яков ещё издалека заметил, как в разлёте лога показались две легковушки и кавалькада корпусного начальства. Конники спешились и поднялись на наблюдательный пункт, где их ожидали приехавшие ранее на совещание командиры