к половому влечению присоединилась своеобразная роль опекуна и защитника, отечески направляющего своего младшего друга в русло социально приемлемого поведения. Это была та самая роль, которой он тщетно ждал в годы своего детства от собственного отца.

Гомосексуальный 22-летний бывший вор вполне мог стать объектом такого влечения, одновременно выступая и в роли полового партнёра, преимущественно активного, и опекаемого младшего друга.

Эти предположения оказались верными. В течение трёх последующих лет Н. иногда заглядывал в сексологический кабинет (например, чтобы посоветоваться по поводу болезни сердца своей матери). При этом он утверждал, что их связь (бывшего следователя с бывшим вором!) продолжалась к обоюдной пользе, удерживая младшего партнёра от возвращения в преступный мир.

История Н. — очередная иллюстрация взаимосвязи биологических и психологических факторов, лежащих в основе гомосексуальной ориентации. Ядерная гомосексуальность так или иначе всё равно проявится, но те индивидуальные формы, какие она приобретёт, зависят от детских впечатлений и социальных интеракций.

В рассказанной истории жизнь сама всё расставила по местам. Врач убедился, что был не прав, сомневаясь в перспективности лечения Н., ведь оно привело к избавлению пациента от его главной беды — влечения к подросткам.

Добиваться же смены гомосексуальной ориентации на гетеросексуальную было бы в этом случае делом нереалистическим. В доказательство можно сослаться на исторические аналогии, в частности, на письмо Фрейда, написанное им в 1935 году в ответ на просьбу матери вылечить её сына–гомосексуала:

“Спрашивая меня, могу ли я помочь, думаю, что вы имеете в виду в состоянии ли я устранить гомосексуализм и заменить его нормальной гетеросексуальностью. Отвечу, что в общем мы не можем это обещать. В ряде случаев нам удаётся развить, захиревшие было зачатки гетеросексуального влечения, имеющиеся у каждого гомосексуала. В большинстве же случаев это уже больше невозможно. Дело в особенностях и в возрасте пациента. Результат лечения предсказать нельзя.

Что же касается пользы, которую психоанализ может принести вашему сыну, то это другое дело. Если он несчастен, невротичен, раздираем конфликтами, если он испытывает затруднения во взаимоотношениях с другими людьми, психоанализ может дать ему гармонию, душевное спокойствие, независимо от того, останется ли он гомосексуалом или переменится”.

Нужно поддержать уклончивость Фрейда — конверсия с гомо- на гетеросексуальное влечение удаётся редко. С уверенностью я могу говорить лишь о пяти подобных исходах. Все эти пациенты попали в сексологический кабинет в трудное для них время; они страдали неврозами и были разочарованны в однополой любви. Один из них, например, пытался покончить с собой, когда его любимый человек после двух лет их совместной жизни женился. У других были иные конфликты, приведшие к суицидальной попытке. В лечении пациентов принимали участие близкие им женщины, причем об их гомосексуальности знали далеко не все подруги. Чаще им говорилось, что они помогают лечить половые расстройства своих партнёров. Как бы то ни было, когда 12 лет спустя после лечения в Центр сексуального здоровья зашёл тот, кто брошенный своим любовником, пытался покончить с собой, я спросил его:

— Было ли у вас за это время желание вступить в гомосексуальный контакт?

— Что вы! Я эти глупости давным–давно забыл! — с возмущением ответил он, с нежностью поглядев на двух своих детей, пришедших с ним в гости к бывшему лечащему врачу отца.

Бывает, однако, что пациент, требуя от сексолога, чтобы тот сделал его “натуралом” (то есть мужчиной, обладающим гетеросексуальным влечением), на самом деле хочет чего–то совсем иного. В качестве примера можно упомянуть историю болезни Аскольда, студента московской консерватории, рассказанную в главе о парадоксах гомосексуальности.

Следует заметить, что смена типа влечения привлекает гомосексуальных пациентов не столь уж часто (на этом настаивали 13,9% пациентов). Не усердствует в этом и сексолог.

Предупреждая возможные подозрения в том, что коррекция гомосексуальности — это обязательное навязывание пациенту конверсии его гомосексуального влечения на гетеросексуальное, заметим, что на самом деле всё обстоит иначе. Давление в этом плане чаще оказывает не врач, а напротив, пациент. Не раз врач пытался уклониться от заказа: “Сделайте меня нормальным гетеросексуальным мужчиной!” Нежелание подчиниться нажиму объяснялось просто: не было полной уверенности в том, что больной (поводом к обращению за помощью к сексологу чаще всего становились невротические расстройства) хотел бы измениться на самом деле. Не то чтобы он лукавил, но его сознательные и бессознательные установки не совпадали. Конфликты с родственниками, мучительные выяснения отношений с родителями, страх потерять семью или нежелание упустить шанс выгодно жениться, шантаж, — да мало ли, что ещё — всё это подводило пациента к решению “завязать” с гомосексуальностью. Однако бессознательные установки противоречили такому решению и саботировали любые усилия в этом направлении.

Особые сложности вызывает депрессия. Даже в тех случаях, когда она вызвана наследственными особенностями обмена веществ в нейронах и синапсах (местах контактов нервных клеток), психологически депрессия может принять форму острого недовольства самим собой. Неприятие собственной гомосексуальности выходит при этом на первое место среди прочих мотивов самообвинения. Однако такое “осознанное” объяснение причины депрессии часто находится в полном противоречии с бессознательными установками больного. Врачу необходимо отличать подобные депрессивные проявления от самообвинений, связанных с невротической гомосексуальной тревогой (вспомним Сергея, автора письма в “СПИД-инфо”).

Словом, выбор лечебной тактики, когда речь идёт о невротических и депрессивных переживаниях геев, — дело крайне индивидуальное и очень непростое. Упрощённый подход к ней со стороны врача или пациента приводит к ошибкам, порой трагическим.

Сексуальные меньшинства в контингенте сексологического кабинета

Доменик Дейвис (2001) ставит очень серьёзные вопросы: этично ли психотерапевту браться за лечение геев и бисексуалов, “которые заявляют, что хотят изменить свою сексуальную ориентацию на гетеросексуальную? <…> И насколько этично заниматься «лечением» того, что болезнью не является, хотя и осуждается обществом? <…> По мнению Сильверстейна (Silverstein, 1977), ни один клиент не станет добровольно обращаться к психотерапевту с просьбой изменить его сексуальную ориентацию. Такие клиенты, скорее всего, страдают от заниженной самооценки и переживают сильное чувство вины. «Просьба об изменении сексуальной ориентации равносильна предложению психотерапевту выступить в роли садиста. Эта просьба означает призыв клиента вступить с ним в садомазохистские отношения, в которых он будет играть роль жертвы». <…> «Психологические подходы, в основу которых заложен патологизирующий взгляд на гомосексуальность, вряд ли можно признать полезными или даже безвредными для клиента»”, так, цитируя Коена и Стейна (Cohen, Stein, 1986), заключает свои рассуждения Дейвис.

В свете многочисленных историй болезни, приведенных раньше, эти мысли английского сексолога кажутся вполне обоснованными. Беда лишь в том, что он рассматривает геев и лесбиянок как некий однородный контингент. Между тем, это отнюдь не так. Разумеется, к геям и бисексуалам следует относить не всех, кто практикует однополую активность, а лишь “ядерных” гомосексуалов и, прежде всего, тех, кто