Шрифт:
Закладка:
— Что за упражнения ещё?
— О йоге слышали? Ну а вам сверхйогу пропишут. Если филонить не станете, к концу семестра остальных нагоните.
Тут уж я проявил неоправданный оптимизм, но в любом случае дальше всё будет зависеть исключительно от их собственного усердия, а не потуг медиков.
— Сам-то нагнал? — с нескрываемым недоверием спросил первый из ребят.
— И перегнал даже, — уверил я его. — Серьёзно! Но это я просто в институт поступить смог, а остальные нет. Здесь условия лучше.
— А раньше где был?
— В другом месте, — уклонился я от прямого ответа и сказал: — Мне в студсовете поручили ситуацию с вашей инициацией прояснить для предотвращения таких инцидентов в будущем. Можете на несколько вопросов ответить?
Моё предложение никакого воодушевления у пациентов не вызвало, не иначе расспросы у них уже в печёнках сидели, и я достал из портфеля колоду, предложил:
— Обмен?
Парни оживлённо закивали, один сразу взялся тасовать карты и уточнил:
— Что рассказывать-то?
— А что другим рассказывали?
— Кому — другим? Нас никто ни о чём не спрашивал, сразу на медобследование отправили!
Я хмыкнул, собрался с мыслями и перечислил:
— Кто привлёк вас к эксперименту? Что вам обещали за участие? Упоминались ли возможные осложнения?
— Ты прям как опер, который показания сверяет, — впервые нарушил молчание последний из четвёрки, так и лежавший лицом к стене. — Нас виноватыми и сделаешь, да?
— Студсовету какой в том прок? — спросил я в ответ.
— Да ты ж медик! Вечно своих покрываете!
Я предъявил удостоверение секретаря дисциплинарного комитета студсовета, и парни слегка оттаяли, начали отвечать на вопросы. Увы, как и следовало ожидать, отобрал их и склонил к участию в эксперименте по контролируемому прохождению инициации доктор Ломовой. В технической работе ему помогала мужеподобная ассистентка, а доцент Резник с соискателями не общался.
«Отбирал», — написал я в блокноте, подчеркнул это слово два раза, ещё и обвёл.
Ломовой отбирал соискателей, что в некоторой степени могло сказаться на чистоте эксперимента. Впрочем, не слишком сильно, поскольку, по словам одного из парней, в отличие от остальных его никто не отбирал, просто выдернули из барака вместе с ещё десятком человек.
— Вас предупреждали, что будете в контрольной группе?
— Нет, конечно! — вскочил на ноги самый нервный из всех. — Какой бы дурак тогда согласился?!
— Никого ни о чём не предупреждали, — подтвердил его так и продолжавший лежать на кровати товарищ. — Гадость какую-то вкололи и в кинозал отправили. Еле потом до этого вашего Эпицентра доехал. Полоскало всю дорогу.
Остальные закивали, а я так и замер с карандашом в руке.
— А в кинозале что показывали?
— Да муру какую-то непонятную.
Я начал выпытывать детали, но никто из четвёрки ничего толком не запомнил, сошлись все только в том, что именно в кинозале у них и начала болеть голова. И не только у них, на мигрень перед загрузкой в транспорт жаловались очень многие.
Описанная парнями процедура весьма походила на внедрение гипнокодов, я сделал в блокноте очередную отметку, облизнул губы и уточнил:
— Так вас всех скопом в кинозал загнали?
— Вроде нет, — неуверенно произнёс один из ребят. — Мы б разом там просто не поместились. Да, точно! Потом во дворе остальных дожидались!
— Всех разом бы и не получилось, — сказал его тасовавший карты товарищ. — В разные же дни инициацию проходили. У нас, говорят, день неблагоприятный был, какая-то там вспышка на солнце подгадила.
— Ну офигеть теперь! А нам прямо идеальные условия обеспечили, получается! — взорвался тот, что валялся на кровати, и от возмущения даже отвернулся от стены. — Так, получается, да? Сами виноваты?
У меня окончательно голова кругом пошла, но удивления я не выказал и попытался с помощью уточняющих вопросов прояснить ситуацию, да только воспоминания парней путались, они почём зря противоречили друг другу, и добиться хоть какой-то конкретики не вышло. Впрочем, особой роли это уже не играло. Главное, что их всех заводили в кинозал! Всех!
И это контрольная группа?!
Чушь собачья! Гипнокоды были внедрены всем ста соискателям! Именно поэтому Ломовой и тянул с предоставлением списков подопытных — он попросту выгадывал время для оценки состояния операторов! А потом отобрал в группу Резника наиболее перспективных из них, чем и обеспечил нужное отклонение от нормального распределения!
Жулики!
Я быстренько свернул разговор, попрощался и покинул палату, двинулся на выход из карантинного блока в напряжённых раздумьях, как быть дальше.
Доказательств подлога — никаких. Резник будет всё отрицать, Ломового не допросить, да и не захочет никто сор из избы выносить, и что остаётся? Точнее — кто? Правильно! Ассистентка нашего, как выразился Звонарь, доброго доктора. Если её найти и разговорить, она всех сдаст. И ещё Альберта Павловича в известность поставить нужно. Хоть это всё пока что лишь подозрения, но пусть не у меня одного голова болит! Опять же — субординация.
Напрямую обратиться к куратору я не мог, поэтому изложил свою версию случившегося Лизавете Наумовне. Та восприняла её с нескрываемым скепсисом, но всё же обещала сегодня же вечером донести мои подозрения до Альберта.
— Только там, где точно не подслушают, — попросил я.
Лизавета потрепала меня по голове.
— Ещё один параноик…
Прозвучало это ничуть не обидно, скорее уж с лёгким сожалением. Я развёл руками, попрощался и поспешил на выход. Майору Городцу позвонил из телефонной кабинки — одной из установленных в фойе. Найти того, разнообразия ради, получилось без всякого труда, но вот прямо в лоб я всё на куратора вываливать не стал, да и дело находилось вне пределов его компетенции, поэтому зашёл издалека.
— Добрый вечер! Это Пётр Линь, секретарь дисциплинарного комитета студсовета РИИФС…
— Узнал! — буркнул в трубку Георгий Иванович. — Говори!
— Мне поручили подготовить мотивированное суждение по Максиму Ломовому, но доцент Звонарь сказал, что это ваша епархия.
— Так и есть.
— А нет возможности переговорить с его ассистенткой — Мариной Сергеевной? Фамилии, к сожалению, не помню…
— Такой возможности нет. Гражданка Листовец погибла в результате несчастного случая. Упала под поезд. Есть подозрение на самоубийство.
Я припомнил мужеподобную медсестру с жёстким волевым лицом и решил, что такая не стала бы накладывать на себя руки ни от