ко мне, так что я решаю не просвещать его об участии шаббинов.

– Как я уже сказала, они скрыли мою силу до моего рождения, до того, как все они были прокляты.

– По-моему, это похоже на магию шаббинов. – Габриэле смотрит на небо. – Тогда защита была слабой. Один из них мог пробраться на нашу территорию.

– Чтобы скрыть мою магию? Пустая трата их времени и способностей, если хотите знать мое мнение. – Я фыркаю, беспокойство ползет вверх по моей груди.

– Нет, если ты единственный ключ к возвращению воронов в мир живых. – Таво потирает затылок, как будто тот все еще болит после падения. – Если бы ты не вмешалась, этих убийц фейри не было бы еще пять столетий.

– Если бы я не вмешалась, Марко закончил бы тем, что убил Данте, чтобы сохранить трон, точно так же, как он убил собственного отца!

Мое откровение вызывает громкую тишину.

Даже лошади замирают, останавливаясь посреди затемненной дороги.

– Это король стервятников тебе сказал? – наконец говорит Таво. – Потому что реальная история…

Лор, должно быть, показывает ему реальную историю, потому что глаза фейри стекленеют. У Данте и Габриэле тоже.

– У каждой монеты есть две стороны, Corvo. – Ворчание Таво заставляет его лошадь водить ушами взад-вперед.

– Если то, что он только что показал нам, правда… – Лунный свет, пробивающийся сквозь деревья, падает на лицо Габриэле, подчеркивая его внезапную бледность. – Если Марко…

Таво вскидывает руку.

– Марко может быть импульсивным, но если бы он обезглавил собственного отца, об этом было бы известно.

– Было бы? – Зрачки Данте расширились, затмевая синеву. – Лазарус однажды сказал мне… – его слова тихи, так тихи, – …что мой отец хотел заключить мир с воронами. – Он облизывает губы. – И что Марко не позволил совершить традиционный погребальный обряд фейри над нашим отцом. Вместо этого мой брат поджег труп отца прямо там, где он лежал в Раксе.

Габриэле втягивает воздух так быстро, что шевелятся светлые прядки волос, спадающие на его лицо.

– Потому что целитель смог бы сказать, от чего он умер.

– Дерьмо. – Таво выглядит напуганным. – Собственного отца. Твоего отца.

Я поворачиваюсь в седле:

– Мне жаль, Данте.

Он принимает мое сочувствие кивком.

– Давайте найдем место, где можно переночевать. Скалистые дороги слишком опасны, чтобы путешествовать без света.

Фурия снова отправляется в путь. Через две улицы мы натыкаемся на двухэтажное строение, чьи окна светятся, несмотря на поздний час. Надпись над дверью «Таверна Море» выполнена из ракушек. Звучит как идеальное место отдыха.

Данте отпускает поводья:

– Габриэле, помоги Фэллон спуститься.

– Мне не нужна помощь.

Таво спрыгивает со своей лошади.

– Планируешь полететь вниз, не так ли?

Я отмахиваюсь от него, перекидывая ногу через шею Фурии, и спрыгиваю на груду бархата.

Мужчина ухмыляется.

Боги, я действительно ненавижу его.

Внимание Габриэле приковано к небу.

– Он последовал за нами сюда?

– А ты как думаешь? – Данте кивает в сторону склеенных ракушек, где клубок цвета сажи распадается на три отдельные части.

Прошло несколько часов с тех пор, как я разговаривала с Лорканом, и хотя мой гнев не утих, кое-что сильно беспокоит меня.

Ты ведь можешь превратиться в мужчину, верно?

Могу.

Я думаю о руках, которые я чувствовала на своей спине прошлой ночью.

Ты превращался уже?

Нужны все пять воронов, чтобы моя плоть стала осязаемой.

Я ничего не могу поделать, нос непроизвольно морщится.

Ты имеешь в виду, что я бы увидела твои внутренности?

Сквозь нашу связь доносится смешок.

Никаких внутренностей. Просто тень, которая с каждым вороном становится все более плотной.

– Не хочешь поделиться тем, что он тебе рассказывает? – спрашивает Данте.

Сохрани в секрете тот факт, что ты можешь проникнуть в мой разум, хорошо?

Я прикусываю губу. Интересно, почему я должна держать это при себе, поскольку Данте и его друзья теперь часть команды? Я подозреваю, что у Морр-Лора есть веская причина.

Морр-Лор? Звучит неплохо.

Не привыкай к этому. Я пытаюсь забыть о титуле, но знаешь, что говорят о вредной привычке?

Просвети меня. Что говорят?

Что это как пергамент, брошенный в воду… Ему требуется некоторое время, чтобы утонуть.

– Они, вероятно, в заговоре против нас. – Таво пытается отвести Фурию к кормушке, но конь отказывается следовать за фейри.

– Определенно. Сегодня ночью спи с открытыми глазами. – Я вырываю у него поводья.

Моя колкость вымывает часть цвета янтаря из радужек его глаз.

– Если со мной что-нибудь случится, – говорит Данте низким и медленным голосом, – он никогда не будет ходить по земле.

Я хмуро смотрю на Данте. Он намекает, что прикажет мне прекратить возрождать воронов Лоркана?

Не прикажет.

Глубокий тембр Лоркана ласкает мой разум, как палец в бархатной перчатке – открытую кожу.

Он посадит меня в тюрьму?

Когда ворон не отвечает, я смотрю на Данте, который вытирает ноги о коврик у двери.

– Как бы ты остановил меня, Данте?

Его взгляд остается прикованным к жестокому коврику.

– Я бы надеялся, что клятвы будет достаточно.

Вместо того чтобы сказать, что клятвы не действуют на меня, я спрашиваю:

– Ты бы надеялся?

Он вздыхает:

– Фэл, не заставляй меня это произносить. Это только разозлит тебя, а ты и так в отвратительном настроении.

Мои глаза становятся такими же широкими, как и рот. Он имеет в виду… он имеет в ви..

– Ты бы убил меня?

– Я бы предпочел не делать этого, но мое королевство…

Я поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать.

Данте убил бы меня.

Он бы убил меня.

Мой гнев переключается с ворона на фейри, затем обратно на ворона, который все это затеял, прежде чем переключиться обратно на фейри, который определенно любит меня недостаточно сильно, раз сможет покончить со мной.

Данте продолжает чистить свою обувь, тогда как то, что нуждается в чистке и полировке, – это его холодное, бесчувственное сердце, потому что оно полностью утратило свой блеск.

Настроение испортилось, я привязываю Фурию к корыту с водой сбоку от таверны, затем провожу пальцем по ключице, которая покрыта коричневой грязью. Не то чтобы меня так уж сильно заботило, что обо мне подумают сейчас, но я провожу руками по влажным волосам и вытряхиваю из них песок.

– О чем тут будем говорить? – Рука Габриэле лежит на дверной ручке.

Данте проводит ладонями по мокрым рукавам, затем по брюкам.

– Мы едем домой.

Таво наклоняет голову и смотрит на меня.

– А как насчет выкупа за девчонку? Можем ли мы показаться с ней?

Глаза Данте тверды, как мрамор, когда он смотрит в мою сторону; мои еще тверже.

– Марко попросил меня приглядывать за ней, так что нам