Шрифт:
Закладка:
На полу в гостиной сидел, поджав под себя скрещенные ноги, его сын Дэвид, покачивая головой с полуприкрытыми глазами.
Свобода остановился. Сын его не замечал.
— Что ты делаешь? — не выдержал Ян.
Невозмутимое девятилетнее создание, словно пробудившись ото сна, обратило к нему затуманенное лицо:
— Ох… Здравствуйте, сэр.
— Я спросил, что ты делаешь! — отрывисто бросил Свобода.
Дэвид, глядя из-под опущенных ресниц, что придавало ему какой-то плутоватый вид, пробормотал:
— Домашнее задание.
— Какое к дьяволу домашнее задание? И с каких это пор ваш тупоголовый учителишка изволил востребовать твой интеллект?
— Нам велели практиковаться, сэр.
— Не увиливай от ответа! — Свобода навис над мальчуганом, уперев руки в боки и сверля его свирепым взглядом. — Практиковаться в чем?
Судя по выражению лица, Дэвид был на грани бунта, но, поразмыслив, решил покончить дело миром.
— Эле… эле… элементарная настройка, — сказал он. — Просто о-вла-дение техникой. Нужны годы, чтобы… это… обрести реальный опыт.
— Настройка? Опыт? — Свобода почувствовал, что пытается неводом зачерпнуть воды. — Объясни, пожалуйста. Настройка на что?
Дэвид зарделся.
— На Невыразимое Сущее, — запальчиво ответил он.
— Погоди-ка. — Свобода изо всех сил старался держать себя в руках. — Ты ходишь в светскую, мирскую школу. По закону. Вас же не учат там религии, верно? — В это мгновение он почти надеялся, что учат. Ведь если правительство начнет превозносить один из миллионов культов в ущерб другим, неизбежны волнения, которые могут перерасти…
— Да нет же, сэр. Это факт. Мистер Це нам объяснил.
Свобода сел на пол рядом с сыном.
— Какой факт? — спросил он. — Научный?
— Не-а. Ну, не совсем. Ты же сам говорил, что наука не могет дать всех ответов.
— Не может, — машинально поправил Свобода. — Согласен. Утверждать, что может, было бы равносильно утверждению, что открытие структурированных данных представляет собой сумму совокупного человеческого опыта, а это очевидный абсурд.
Он с удовольствием отметил про себя ровность своего тона. Налицо обычное детское заблуждение, и сейчас он развеет его разумными доводами. Вид склоненной курчавой головки вдруг всколыхнул в груди безудержную нежность. Ему захотелось взъерошить темные волосы сына, позвать его с собой в солярий погонять в салочки. Однако…
— Слово «факт», — пояснил он, — означает, как правило, эмпирические данные или же неопровержимо доказанную теорию. «Невыразимое Сущее» — явная метафора. Примерно такая же, как когда ты говоришь: «Ух, налопался, аж из ушей прет». Оборот речи, но не факт. Ты, наверное, хотел сказать, что изучаешь какой-то вопрос из области эстетики: например, что делает картину приятной взору и так далее.
— Ах нет, сэр. — Дэвид энергично помотал головой. — Это истина. Истина, которая выше науки.
— Но тогда ты говоришь о религии!
— Нет, сэр! Мистер Це нам все объяснил. Старшие мальчики в школе уже умеют… это… немного настраиваться. Ну, в общем, эти упражнения, ими не просто пости… постигаешь Сущее. Ты становишься Сущим. То есть не каждый день, конечно, а…
Свобода вскочил. Дэвид не спускал с него глаз. Голос у отца дрожал от сдерживаемого гнева:
— Что за ахинею ты несешь? Что значат слова «сущее» и «настройка»? Какова структура этой идентификации, которая к тому же является идентификацией только каждый второй четверг? Объясни! Твоих знаний элементарной семантики вполне достаточно для объяснения! Ты можешь, по крайней мере, мне показать, где дефиниции теряют силу и верх берет наглядный опыт. Говори же!
Дэвид тоже вскочил: кулачки прижаты к бокам, в глазах набухли слезы.
— Ничего они не значат! И ты тоже ничего не значишь! Мистер Це так сказал! Он сказал: эта игра словами, де-дефи-нициями и логикой — чушь собачья! Он сказал — все это на нижнем, на матерь… матерьяльном уровне. Настройка — она настоящая! Твоя дурацкая наука устарела! Ты меня тянешь назад своей дурацкой логикой и… и… большие мальчики смеются надо мной. Я не хочу учить твою дурацкую семантику! Не хочу. И не буду!
Свобода целую минуту молча смотрел на сына. Потом зашагал обратно на кухню.
— Я уезжаю, — сказал он. — Не жди меня.
Дверь гаража хлопнула со стуком. Через пару минут Джудит услышала, как аэрокар взлетел навстречу буре.
Глава 5
Терон Вулф покачал головой.
— Тс-тс-тс, — проворчал он. — Спокойно, спокойно.
— Только не говори мне, что гнев — признак незрелости, — вяло огрызнулся Ян Свобода. — Анкер никогда не писал ничего подобного. А Лэрд говорил, что бывают такие ситуации, когда нормальный человек не может не злиться.
— Согласен, — сказал Вулф. — Не сомневаюсь, что ты как следует отвел душу, когда прилетел на материк, ворвался в однокомнатную квартирку бедняги Це и задал ему трепку на глазах у жены и детей. Хотя не думаю, чтобы ты чего-то этим добился. Ладно, пойдем отсюда.
Они вышли из тюрьмы. Полицейский учтиво кивнул в сторону машины Вулфа.
— Прошу прощения за ошибку, сэр, — сказал он.
— Все о'кей, — отозвался Вулф. — Вы обязаны были арестовать его, коль скоро он устроил потасовку не на Нижнем уровне. Вы же не знали, что он сын Советника по психологии. — Свободу передернуло. — Но вы правильно сделали, что позвонили мне, как он просил.
— Вы хотите выдвинуть обвинение против гражданина Це? — поинтересовался офицер. — Мы теперь глаз с него не спустим.
— Нет, — сказал Свобода.
— Послал бы ты ему цветы, Ян, — предложил Вулф. — Он всего лишь пешка, выполняющая приказы.
— Никто не заставлял его становиться пешкой! — взорвался Ян. — Мне обрыдло слушать эти причитания: «Не вини меня, вини систему!» Нет никакой системы! Есть люди, которые совершают поступки — хорошие или плохие.
Величавый, словно Юпитер, торговец прошествовал впереди Яна к машине. Аэрокар, с тихим шелестом промчавшись по пандусу, взмыл в воздух. Ночь была темная и по-прежнему ветреная. Сверкающая алмазами иллюминация Верхнего уровня тонкой паутинкой протянулась над кромешным мраком Нижнего. Горбатый месяц над восточным горизонтом рассыпал серебристые блики по черной поверхности неспокойного океана.
— Я велел пригнать твою машину к моему дому и послал весточку Джудит, чтоб не волновалась, — сказал Вулф. — Может, не стоит ее будить? Оставайся у меня, заночуешь, а завтра возьмешь выходной. Тебе нужно остыть.
— Ладно, — буркнул Свобода.
Вулф поставил аэрокар на автопилот, предложил Яну сигару и закурил сам. Красноватый огонек, разгоравшийся при каждой затяжке, высвечивал во тьме лицо торговца — лицо бородатого Будды с легкой усмешкой Мефистофеля.
— Слушай сюда, — сказал он. — Ты всю жизнь заводился с пол-оборота, но все-таки обычно не терял головы, иначе ты не был бы конституционалистом. Давай рассмотрим ситуацию объективно. Почему тебя так волнует, кем станут твои дети? То есть ты,
