спине, Портос бросился на чужаков с такой свирепостью, что ему удалось отбить Баму. Нет сомнений, что при этом Портос действительно рисковал жизнью: в тот же день те же самые пятеро чужаков убили самца из сообщества, к которому принадлежали Баму и Портос.

А если кого-нибудь схватит леопард? Шимпанзе без всяких колебаний, пишет Бёш, сбегаются на тревожные крики оказавшихся в смертельной опасности сородичей. Леопард вооружен мощными челюстями и 18 острыми, как лезвия, когтями – для того, кто ждет помощи, счет идет на секунды. Однажды самка шимпанзе спасала от леопарда своего маленького сына и сама подверглась нападению. Ей на помощь немедленно бросился взрослый самец – и сам, в свою очередь, был атакован. За 25 лет наблюдений Бёш сумел удостовериться, что подобный героический альтруизм – отнюдь не исключение, а типичное для шимпанзе поведение.

Альтруистическая способность ставить под угрозу собственную безопасность ради безопасности других членов группы помогает создать сеть взаимодействий, которая выводит на другой уровень жизнь группы, ее единство, ее самоидентификацию – и, следовательно, культуру. После того как леопард ранил самца-спасителя, все самки и некоторые самцы из его группы заботились о нем в течение многих часов, утирая кровь и прочищая раны от грязи. Подобный уход за пострадавшим – вовсе не уникальный случай. «Другие члены группы никогда не оставляли раненых жертв нападений леопарда, – отмечает Бёш. – Уход за пострадавшим включал в себя бережное вылизывание ран, удаление из них грязи … Пострадавшая особь пользуется поддержкой сородичей на протяжении многих дней, причем особую важность имеет помощь в уходе за ранами на спине, голове и шее». (К несчастью для того самца, который примчался на выручку самке, один из кинжалоподобных когтей леопарда проткнул его правое легкое, и шесть недель спустя он умер от заражения.)

Здесь, в лесу Будонго, когда Зиг однажды явился, сильно прихрамывая из-за глубокой раны на ноге, Паскаль чистил эту рану и высасывал из нее грязь в течение трех минут. Рана быстро зажила, и Зиг вскоре полностью вернул себе способность нормально двигаться.

Так что за неистовой борьбой за статус в коллективной социальной душе шимпанзе кроется нечто куда более глубокое. Сострадание, забота и альтруизм дают колоссальные преимущества для выживания. Если бы не они, шимпанзе не стали бы жить в группах. Как, впрочем, и люди. А если бы люди не объединялись и не сотрудничали, они никогда не смогли бы распространить свое влияние по всему земному шару.

Чтобы понимать, приносят ваши действия пользу или причиняют вред, а также чтобы сознавать, получаете вы помощь или терпите ущерб, вы должны обладать способностью к сочувствию и состраданию. Опять же эти качества – вовсе не человеческое изобретение. И с ними тесно связана способность понимать, что другие хотят того же, что и вы, а это приводит нас к чувству справедливости.

Наши собаки бдительно присматривают друг за другом, и, если кому-то перепадает, допустим, что-нибудь вкусненькое, остальные немедленно требуют себе не меньшей награды. Потому что все должно быть по-честному. Иногда, если какая-нибудь из наших кур не желает нестись в курятнике, Чуле случается найти под крыльцом отложенное там яйцо. С Чулой у нас договор такой: лазить в курятник запрещено, но любое яйцо, найденное в неположенном месте, она вправе съесть. Я могу попросить Чулу принести мне это яйцо, и она отдаст его целым и невредимым, – но она знает, что, если она нашла его вне курятника, я тут же верну его ей. Кто нашел – того и добыча, все по-честному. Иными словами, другие существа тоже часто знают, что такое справедливость. Но можно ли считать, что настойчивое стремление к тому, чтобы честность распространялась на других, иначе говоря, великодушие – присуще исключительно человеку?

В одном эксперименте каждому из двух шимпанзе вручали сладкий виноград или менее желанную морковь. Если же виноград доставался только одному шимпанзе, второй нередко обижался: насупливался, отшвыривал морковь и устраивал забастовку. Казалось бы, ничего удивительного – другие обезьяны ведут себя примерно так же. «Но вот чего никто не ожидал, – отметил один из авторов исследования Франс де Вааль, – что шимпанзе, получившие виноград, тоже иногда отказывались от вознаграждения, если их напарнику доставалась лишь морковь. И это очень близко к тому, что у людей называется чувством справедливости»[354].

Если при выборе фишки одного цвета вознаграждение дают только тому шимпанзе, который достал ее, а при выборе фишки другого цвета угощение получает не только он, но и другой шимпанзе, находящийся в соседней клетке, то в 70–90 % случаев шимпанзе-оператор выбирает фишку того цвета, который обеспечивает вознаграждение обоим участникам эксперимента; примерно тот же процент демонстрируют семилетние дети. Шимпанзе также передают инструменты товарищам в соседней клетке, чтобы те могли дотянуться до недосягаемой еды[355]. Бонобо Панбаниша иногда отказывалась от лакомства, которое предлагал ей экспериментатор, и жестом указывала на наблюдающих за ними членов ее семьи – до тех пор, пока они тоже не получали угощение[356].

По словам Франса де Вааля, «мы соблюдаем справедливость не потому, что любим друг друга, и не потому, что мы такие добрые, а потому, что мы нуждаемся в сотрудничестве… которое удерживает всех членов команды вместе».

Но ведь очень часто мы действительно любим друг друга и мы действительно бываем добрыми. Отвергать это не следует; мы просто обязаны принимать это в расчет. И да, мы любим и мы проявляем доброту, потому что нуждаемся в поддержании отношений, в том, чтобы наша команда действовала сообща. Мы нуждаемся друг в друге. И иногда, подобно шимпанзе, бросающимся спасать попавшего в беду сородича, мы просто понимаем, что кто-то очень в нас нуждается.

Когда мы с Патришей взяли к себе в дом Кэди, семимесячного щенка австралийской овчарки, наши дворняги, шестилетняя Чула и семилетний Джуд, восприняли ее появление крайне недоброжелательно. Реакция Чулы варьировала от бросаемых на нас выразительных взглядов – мол, что это за ерунду вы притащили – до откровенной злобы, когда щенок приставал к ней с желанием поиграть. Дополнительные сложности доставляло то, что Кэди, проведя семь месяцев в городской квартире, не имела никакого опыта социализации и даже не была приучена гулять, так что нормальных для собак сигналов и демонстраций она не понимала. Джуд просто сбегáл за дверь, спасаясь от неуемного лая Кэди (и тут я, признаться, прекрасно его понимал). Ни одна из старших собак не желала иметь дела со щенком, и это тоже можно было понять. Мы с женой и сами задавались вопросом, зачем мы согласились взять столь сложного питомца в наш спокойный мирок. Но ответ и так был известен: нас попросили о помощи