живой планете? Я сразу почувствовал, что мы с Кэт понимаем друг друга, когда она сказала: «Я приехала работать в удаленный угандийский лес не потому, что меня интересовали "ключи к разгадке человеческой эволюции" или "как мы научились изготавливать орудия труда". Я здесь потому, что меня интересуют шимпанзе».

Мир

Глава шестая

Сегодня после полудня шимпанзе предпочли задержаться у водопоя необычно долго, больше чем на два часа. Один из самцов все еще заходится неприятным влажным кашлем. Хотя день в самом разгаре, он сворачивает несколько веток в гнездо и укладывается на них.

«Наверное, совсем скверно себя чувствует», – замечает Кэт. За уже два десятка лет, которые длится это исследование в лесу Будонго, нынешний год оказался самым тяжелым для шимпанзе из-за опасных простудных заболеваний. Когда люди заходят в лес, чтобы рубить деревья или устанавливать силки, они частенько бросают возле водоемов пластиковые стаканчики. Любопытный шимпанзе не упустит случая подобрать такую интересную штуку. И это один из способов передать какой-нибудь штамм инфекции непривычным к ней шимпанзе. В других местах они тоже нередко гибнут от заболеваний, которыми их заражают люди, включая и обыкновенную простуду, вызываемую риновирусом[335].

Десять дней назад умерла Карио, двухгодовалая дочка Кети. Мать до сих пор таскает с собой ее тельце.

«Думаю, она все-таки понимает, что ее детеныш мертв, – говорит Кэт. – И все равно…»

Зрелище, конечно, удручающее. В сыром утреннем воздухе запах разлагающегося трупика детеныша Кети тянется за ней, как тлетворный выхлоп.

Со склона спускаются три маленьких шимпанзе; все они чужаки и, по-видимому, недавно осиротели; малолетний самец и девочка лет шести тащат на себе совсем младенца. Складывается впечатление, что все эти дети – брат, сестра и их совсем маленький братишка или сестренка. Малютке на вид что-то около полутора лет – вдвое меньше того возраста, после которого детеныш способен выжить без грудного вскармливания. Старшая сестра заботливо прижимает его к себе. Малыш, слишком ослабевший, чтобы цепляться за нее, непрерывно хнычет. Неизвестно, какая беда случилась с их матерью, но произошла она не больше пары дней назад.

Кэт уже перебрала в уме все возможные решения проблемы, но… похоже, их попросту нет. «Последствия от нашего вмешательства окажутся еще хуже», – сокрушается она. Отлов детенышей перепугает всех остальных шимпанзе и разрушит с таким трудом налаженные отношения с сообществом. А детеныш шимпанзе, «спасенный» в неволе, так навсегда в неволе и останется. Его уже никогда не удастся вернуть к нормальной дикой жизни.

Как правило, если маленький шимпанзе лишается матери в возрасте до пяти лет, он обречен[336]. Ни у одной кормящей самки не хватит молока, чтобы выкормить второго детеныша. И даже если детеныш уже был отнят от груди (самое раннее – примерно в три года) до того, как его мать погибла, психологическая и социальная необходимость в опеке настолько сильна, что рано осиротевшие шимпанзе часто теряют волю к жизни и позволяют себе умереть. «Они просто не способны справиться с жизнью без матери», – пишет Кристоф Бёш[337].

Это, однако, не всегда верно. А вот что верно абсолютно во всех случаях – детенышам нужен хоть кто-нибудь. Товарищ, компаньон. Тот, кто может дать подлинную эмоциональную поддержку. Недавно осиротевшие братья и сестры обычно держатся вместе; тот, кто постарше, взрослеет быстрее и берет на себя обязанности «главы семейства»[338]. Десятилетняя Спини и ее четырехлетний братишка Солдати лишились своей тридцатилетней матери уже 10 месяцев назад. Но им пока везет – они живы. Их видели за игрой с Лотти, Лиз и Моникой. Кэт очень этому рада, хотя и добавляет: «Маленький Солдати сначала относился к ним с большим сомнением».

К счастью, у сироты, отнятого от груди и не имеющего сестер и братьев, хорошие шансы на то, что его кто-нибудь усыновит. Процесс этот небыстрый – он длится месяцами, пока между детенышем и его опекуном постепенно происходит сближение. В некоторых случаях заботу о сироте принимает на себя ближайшая подруга умершей матери. Опекуны носят усыновленных на себе и помогают им лазить по деревьям либо протягивая «мостики» из собственного тела через пустые промежутки в кроне, либо пригибая соседние ветки. Они поджидают отстающих детенышей во время дальних переходов, делятся с ними пищей и разрешают конфликты.

Взрослые самцы, как правило, не проявляют никакой родительской заботы о своих отпрысках (по всей видимости, отцовские чувства отсутствуют у них напрочь). Тем удивительнее, что взрослые самцы могут не только усыновлять сирот, но и проявлять некоторые черты «материнского» поведения, иногда даже позволяя опекаемым детенышам ездить у них на спине. Самцы, занимающие высший ранг в иерархии, делятся с ними мясом[339].

Если же такого усыновления не происходит, растущий без опекуна молодой сирота непременно отстает от сверстников в физическом развитии, всегда занимает низкий статус в сообществе и в целом всю жизнь несет на себе клеймо ущербности, связанной с ранней потерей матери. Десятилетний сирота запросто может выглядеть лет на шесть, не больше. Десятилетний Лилло действительно мелковат для своего возраста; чтобы выжить без матери, ему пришлось не по годам быстро выучиться добывать корм, путешествовать и налаживать отношения с сородичами как взрослому.

Наша планета опутана плотной сетью трагедий. И с жизнью на ней примиряет лишь то, что на фоне боли иногда все же вспыхивают искорки маленьких побед.

Покинув водопой, мы минут семь шагаем по тропе, круто взбирающейся вверх. Она тянется по сыпучему склону холма, но выглядит на удивление хорошо утоптанной; шимпанзе пользуются ею на протяжении многих поколений. Откуда-то сверху вдруг доносится ворчание, и мы резко останавливаемся. Я задираю голову, но ничего не вижу.

Кизза замечает Кети, все еще не выпускающую из рук трупик детеныша.

«Те шимпанзе, чьи детеныши умирают вскоре после рождения, – говорит Кэт, – похоже, оправляются от потери быстрее, чем матери, которые успели как следует привязаться к своему малышу».

В 2018 году косатка, известная под именем Талекуа, она же – особь J35 из резидентного для северо-западной части Тихого океана стада «J», толкала перед собой по поверхности моря трупик своего новорожденного детеныша целых 17 дней, преодолев 1600 километров. Кен Балкомб, изучающий этих китов уже добрых полстолетия, назвал ее маршрут «скорбным погребальным шествием»[340]. Детеныш Талекуа прожил всего полчаса после появления на свет; но мать успела увидеть его живым и почувствовать ту крепчайшую привязанность к своему отпрыску, которая отличает известную прочными родственными узами культуру косаток и обычно сохраняется у самок до конца жизни. Поскольку новорожденные косатки все чаще гибнут из-за оскудения запасов рыбы и избытка токсинов в океане, газета The New York