с ним очень заботливо и бережно, обнимают его, а порой даже пытаются вычесывать. Исследователи называют эти предметы «поленьями-куклами»[347]. Детеныши тоже иногда носят с собой подобные куски дерева или камни, затаскивают их на кроны, укладывают их рядом с собой и даже сооружают для них гнезда и помещают их внутрь. Орангутаны иногда спят с «куклами» из пучков листвы[348]. Видный приматолог Ричард Рэнгем писал: «Они обращаются с куклами как с детенышами». После того как у шимпанзе появляется настоящий ребенок, их больше никогда не видят с поленьями. Шимпанзе, как добавляет Рэнгем, «вероятно, видят нечто воображаемое в заурядных предметах, нечто, касающееся отношений с другой особью». На мой взгляд, самое существенное заключается в том, что, вкладывая в эти предметы эмоции, они делают их символическими, то есть придают им новый смысл.

Я заметил, что уже с воодушевлением жду наших ежевечерних долгих пеших возвращений через лес Будонго обратно в лагерь, где мы потом подолгу разговариваем, обсуждая накопленные за день наблюдения. И сегодня, пока мы шагаем сквозь удлиняющиеся послеполуденные тени, Кэт замечает, что чрезмерная эмоциональность шимпанзе на самом деле имеет две стороны.

Мир

Глава седьмая

На обратном пути к лагерю Кэт говорит, что да, уханье, крики, истерики предназначены для того, чтобы привлечь внимание. Да, для шимпанзе это обычное поведение. Заразительное, стремительно распространяющееся возбуждение и столь же заразительный страх шимпанзе видны нашим глазам ясно, как светлая сторона луны. И эта яркость ослепляет нас, мешая разглядеть другую сторону их эмоциональности – их умение сопереживать. Истинная природа шимпанзе гораздо глубже; в ней есть место и нежной сочувственной заботе о других, и мужественному альтруизму. Эти качества всегда при них, но бывают заметны лишь изредка, проявляясь порой весьма необычными способами.

Примерно столетие назад русская исследовательница Надежда Ладыгина-Котс писала: «Если я притворяюсь плачущей, закрываю глаза и всхлипываю, Иони мгновенно бросает все свои игры и занятия и быстро прибегает ко мне, взволнованный, весь взлохмаченный, из самых удаленных мест своего пребывания». В начале ХХ века Ладыгина-Котс на протяжении нескольких лет наблюдала, причем с тщательностью, значительно опережающей свое время, за молодым самцом шимпанзе по имени Иони, который жил в ее доме. «Внимательно глядя мне в лицо, [он] нежно охватывает меня рукой за подбородок, легко дотрагивается пальцем до моего лица, как бы пытаясь понять, в чем дело… Чем более жалобен и неутешен мой плач, тем горячее его сочувствие: он осторожно кладет мне на голову свою руку, вытягивает вперед по направлению к моему лицу плотно сжатые губы, участливо, внимательно заглядывая мне в глаза, далее… он касается мысообразно вытянутыми губами моего лица или моих рук, слегка защемляя кожу (как бы целуя), иногда же он касается меня открытым ртом, иногда высунутым языком»[349].

Почти так же ведут себя наши двухгодовалые дети. Собаки тоже похожим образом реагируют на плачущих человеческих младенцев: трогают их лапой, тянут, лижут – одним словом, очевидно пытаются утешить. Слоны, эмоциональные связи у которых отличаются особенной глубиной, тоже часто держатся рядом с переживающей стресс особью и утешают ее. В эксперименте крысы часто открывают дверцы затопляемого отсека, чтобы спасти другую крысу, которой грозит опасность утонуть, – они жертвуют ради этого шоколадным угощением. Но если в отсеке сухо, а значит, другая крыса вне опасности, открывать спасительную дверцу они не видят необходимости[350].

Эмпатия, сопереживание – это способность существа перенимать настроение тех, кто рядом с ним. Если мы не испытываем тех же самых чувств, но тем не менее понимаем, что испытывает другой, – такую форму эмпатии можно назвать симпатией, сочувствием. Сочувствие выражается в стремлении облегчить состояние того, кто терпит какие-либо неприятности, утешить его или помочь, оказать ему поддержку, то есть проявить сострадание. Разделять чувства близкого существа, переживать за него, оказывать ему помощь действием – в этом я вижу три уровня эмпатии. Стоит нам чуть внимательнее приглядеться к другим видам, как сразу становится ясно: эмпатия в животном мире имеет самое широкое распространение, это отнюдь не монополия человека. И, если уж говорить начистоту, нам еще есть куда ее совершенствовать. (Кстати сказать, намеренная жестокость и пытки тоже подразумевают достаточную способность к эмпатии, чтобы понимать, что объект этой жестокости испытывает страдания.) Лучшее в нас проявляется именно тогда, когда мы демонстрируем сочувствие и сострадание.

Иногда вызванные сочувствием действия вынуждают шимпанзе подвергать себя опасности. И для таких случаев есть совершенно определенное название – альтруизм. Когда кто-то из сородичей не замечает опасности, шимпанзе с большей вероятностью подаст сигнал тревоги, чем в том случае, если ему будет очевидно, что другая особь тоже сознает угрозу[351]. Однажды наблюдатели заметили, как один шимпанзе оттаскивает назад своего компаньона, проявившего чрезмерный интерес к потенциально опасной змее[352]. В двух не связанных между собой случаях в зоопарках мать и самец шимпанзе утонули, пытаясь спасти детенышей, которые случайно упали в ров с водой. Уошо, первая из шимпанзе обучившаяся языку жестов, преодолела две проволочные ограды под напряжением и затем, рискуя жизнью, успешно схватила и спасла самку шимпанзе, которая упала в воду, кричала и билась; что интересно, Уошо впервые увидела ее всего за несколько часов до происшествия. В зоопарках шимпанзе иногда приносят пищу и даже воду во рту престарелым сородичам.

Но альтруизм проявляется не только в неволе. И в дикой природе таких случаев известно немало. Приматолог Кристоф Бёш описал, как однажды в лесу Таи четыре самца определенно с недобрыми намерениями проникли на территорию соседнего сообщества и там атаковали самку с детенышем[353]. Когда вторгшиеся чужаки били ее по спине, «она сжалась на земле в комок, защищая малыша». Внезапно рядом появилась другая самка из ее сообщества и напала на агрессоров, что дало возможность матери с детенышем сбежать. Но самке, прибежавшей на помощь, сделать этого не удалось. Чужаки быстро подавили ее сопротивление, избивая и кусая ее. На ее счастье, вскоре явились самцы из ее собственного сообщества и обратили тех в бегство. Если бы она была человеком, ее усилия по спасению матери с детенышем назвали бы героизмом. Так с чего бы нам отказывать в героизме представителям другого вида?

Или вот еще один пример альтруизма: самец по имени Портос, который нес на спине усыновленную им маленькую самочку, бросился на крики бедствия самки по имени Баму. Как оказалось, ее схватили пятеро самцов из соседнего сообщества. За несколько лет до того Баму лишилась одной руки и теперь оказалась совершенно беспомощной перед агрессорами. Как был, с детенышем на