Я испытывал настоящую жажду знаний. Я рано вставал, шел в читальный зал и возвращался домой поздно вечером. Всюду – в метро, в столовой во время перерывов на обед я читал. К тому времени нам отремонтировали на улице Левитана нашу террасу, и мы переехали на ее двенадцать метров. Мать и Женя ложились спать. Я садился на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж нашего дома, и при свете пыльной лампочки читал. Курил и читал. Я перечитал многих античных авторов, много романов от Диккенса и Гюго, кончая Драйзером и Фадеевым. Читал много по древней истории: Масперо, Моммзена, Виппера, Эрнста Ренана и многое другое.

Книги по древности я брал обычно в кабинете Древней Истории, которым заведывала Тамара Михайловна Шепунова. Она сыграла такую роль в моей жизни, что о ней нужно рассказать подробно. Некоторое время тому назад я получил письмо с кафедры Древней Истории МГУ: «Глубокоуважаемый Алексей Леонидович, 8 октября 1971 года Кафедра Истории Древнего Мира исторического факультета МГУ будет отмечать семидесятилетие заведующей кабинетом древней истории, редактора кафедры Шепуновой Тамары Михайловны, около 50 лет посвятившей служению исторической науке и работающей на историческом факультете МГУ со дня его основания (37 лет). Кафедра просит вас принять участие в ее чествовании…» Если бы я был здоров, я слетал бы на это чествование на денек, на вечер, на час. Но я уже не могу ни летать, ни ездить. Тамаре Михайловне было немногим более 45 лет, когда я появился на кафедре Древней Истории. Тогда она казалась мне пожилой – эта невысокая женщина с кое-как зачесанными волосами, с пенсне на остром носу, подвижная и очень глуховатая. Разговаривать с ней было трудно: приходилось кричать. При этом она нажимала на кнопки какого-то сверхсовершенного аппарата, усиливающего слух. Но этот технический шедевр отказывал всякий раз, когда нужно было поговорить с Тамарой Михайловной. Во все остальное время, судя по ее словам, он находился в исправном состоянии. Я почему-то заинтересовал Тамару Михайловну. Может быть, своей ненасытностью к книгам, умением быстро и много работать и веселостью нрава. Так или иначе, мы стали друзьями, а Тамара Михайловна знала свободно греческий, латинский и еще два-три новых языка. Она-то и стала рекомендовать мне наиболее нужное для чтения. В полученном мной извещении она названа редактором кафедры. Мягко сказано. Тамара Михайловна всегда творила себе кумиров, коим и поклонялась беззаветно. В дни ее молодости таким кумиром оказался знаменитый исследователь античности В. С. Сергеев. Мне рассказывали, что этот талантливейший человек упорно и чрезвычайно результативно занимался интересовавшей его проблемой до тех пор, пока вдруг не обнаруживал, что он для себя ее решил. Тогда он брался за другую. Вот так он залпом разработал блестящую книгу «История древней Греции» и не менее блестящую двухтомную «Историю древнего Рима». Говорят, что Тамаре Михайловне попали груды исписанной бумаги. От нее они пошли в издательство. Когда книги выходили в свет, то указывалось, что справочный материал, иллюстрации и карты составлены и подготовлены к печати Т. М. Шепуновой. В. С. Сергеев скончался, кафедру через некоторое время возглавил Н. А. Машкин. И его книги не миновали Тамары Михайловны. Я думаю, что большая часть трудов, созданных на нашей кафедре, так или иначе не обошлась без участия Т. М. Шепуновой. Я с удовольствием и благодарностью вспоминаю, что она читала все мной написанное за время учебы – от семинарских докладов до диссертации. Конечно, я пользовался особым расположением Тамары Михайловны. Она помогала мне переводить с французского, который я учил совсем мало и знал более, чем плохо, составлять библиографию, писать. Тамара Михайловна не проглядывала, а читала мои работы, всегда находила, за что похвалить, что исправить. Именно с ней, первой, я и познакомился на кафедре Древней Истории.

Колька Соколов, с которым я подружился, привел меня в студенческую библиотеку. Нет! Не за тем, чтобы взять книги. Он познакомил меня с библиотекаршами. Все они были разные – молодые, средних лет, пожилые. Кольку они принимали запросто, запускали в лабиринт книжных полок, там он сидел, читал. Очень быстро сошелся я с этими самоотверженными женщинами. Я говорю о самоотверженности вот почему: в огромном помещении громоздились неуклюжие, переполненные, шаткие, высокие стеллажи книг. Добираться до них приходилось по лестницам. Никакой техники, никаких конвейеров, все на руках, целыми днями. И за все это ничтожная зарплата да черные сатиновые халаты. А женщины хранили в головах громадную информацию, превосходно знали книжный фонд. Они спрашивали у студента, с какого он курса, чем занимается, и не только находили, но рекомендовали нужные книги. Колька сказал мне: «Лешка, давай выпьем!» Я согласился. Мы купили бутылку водки. О закуске думать не приходилось – карточная система. Колька предложил: «Пошли в библиотеку. Стаканы и кусок хлеба там всегда есть». Пришли. Нас встретила заведующая учебной библиотекой Нина Васильевна – женщина средних лет – какая-то уставшая, неряшливая, но добрейшая. Колька сказал ей: «Нина, это Лешка Кац. Пришли знакомиться». Дело шло к десяти часам вечера, очереди за книгами не было. Мы прошли за стеллажи. Я вытащил из бокового кармана шинели поллитровку. Нина Васильевна не выразила никакого удивления, достала из тумбочки два граненых стакана, кусок хлеба, нож. Колька искусно выбил пробку ударом ладони и спросил: «А где еще стакан?» Нина Васильевна стала отказываться от участия в «тайной вечере». Колька заявил, что знакомство со мной не может состояться без выпивки. Нина Васильевне достала третий стакан. Соколов разлил водку с точностью опытного провизора. Произнес тост: «Будем знакомы! Лешка, если будут деньги, покупай водку. Пить будем здесь!» Я согласился, и мы выпили. Понюхали ржаную корочку, потом съели ее. Так состоялось мое вхождение в БУП № 3 (Библиотеку учебных пособий). Не счесть, сколько раз я там побывал. Осенью 1954 г. я приехал из Фрунзе в Москву в мой первый трудовой отпуск. Позади были Университет, аспирантура, я ходил в степени кандидата исторических наук. Понятно, что я сразу же кинулся в библиотеку. Там меня встретили, как друга, подарили однотомник Золя с надписью: «Бывшему читателю Учебной библиотеки № 3 Леши Кац. 21.9.54 года БУП № 3». Надпись с грамматической ошибкой. Какая чепуха! Работники БУП № 3 не успели справиться с грамматикой, но ОНИ сделали меня грамотным. Я бы очень хотел, чтобы они прочитали эти записки и знали, что Леша Кац никогда не забывал и не забыл того, сколь многим он обязан работникам БУП 3. За жизнь свою я сделал кое-что хорошее