— Что ж, я с удовольствием поучусь у тебя, муж мой, — напевным голосом ответила Ваньцин. Ее изящные пальчики, отпущенные Шэчи, не спешили отдаляться от лица юноши, ласково поглаживая его волосы, щеку, и подбородок. — Начнем с тех самых даосских практик, которым требуется уединение. Расскажи мне о них все, что знаешь…

* * *

На следующий день, после легкого завтрака, Инь Шэчи с женой предстали перед Ли Цинло. Хозяйка Дома Камелий ожидала молодую пару в тренировочном зале поместья — просторном, ярко освещенном настенными лампами, с крепкой, окованной железом дверью, и без единого окна. Без сомнения, Ли Цинло дорожила боевыми искусствами своей семьи, и не желала их случайного попадания в чужие руки.

Госпожа Ван дожидалась молодую пару, сидя за чайным столиком у стены, расслабленная и безмятежная, словно медитирующая даосская монахиня. Длинные черные ресницы женщины были сонно опущены, а губы то и дело изгибались в лёгкой улыбке — хорошее настроение Ли Цинло не скрывалось сегодня под маской сдержанности. Едва шелест распахнувшейся дверной створки достиг ее ушей, женщина подняла голову, и встала навстречу юноше и девушке, всем своим видом выражая доброжелательность.

— Подойди, Ваньцин, — благодушным тоном попросила она. — Мне нужно как следует взглянуть на тебя, — девушка, пожав плечами, выполнила ее просьбу. Госпожа Ван обошла ее по кругу, внимательно разглядывая, и удовлетворённо кивнула.

— Пожалуй, я знаю, какие из моих мечей будут тебе по руке, — заявила она. — Я скоро вернусь, дети. Пока меня не будет, покажи жене первую форму своего мечного стиля, Шэчи, — отдав сие напутствие, она двинулась к выходу.

— О чем это она, муж мой? — непонимающе спросила Му Ваньцин, проводив взглядом гостеприимную хозяйку.

— Я совсем забыл, — рассмеялся юноша. — Моей старшей пришлась по душе крепость уз нашей любви, и она решила одарить тебя драгоценным оружием, не уступающим моему.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас, дурень⁈ — гневно напустилась на него Ваньцин, и стукнула мужа кулачком по груди. — Мне даже отказываться поздно — она уже пошла за подарком! Теперь, я в огромном долгу у… госпожи Ван, — она в сердцах топнула ножкой. — И я даже не знаю, чем отплатить ей!

— Ну, долги между родней меньше таковых перед чужими людьми, — растерянно ответил Инь Шэчи. — А госпожа Ван — моя… двоюродная сестра по учебе, вот. И, в какой-то мере, твоя тетушка, — он смущённо поскреб в затылке. Обещание Ли Цинло щедро одарить его жену напрочь улетучилось из памяти юноши вчерашним вечером, и он не мог не признать правоту сердитых слов Му Ваньцин.

— Нет такого титулования — двоюродная сестра по учебе, — недовольно отозвалась девушка. — И тетушкой мне она стала бы, возьми ее папа в наложницы, не раньше. Ладно, чего уж теперь. Скорее показывай мне свой фехтовальный стиль. Не будем причинять госпоже Ван ещё больше неудобств, — взяв со стойки деревянный меч, она требовательно воззрилась на мужа. Тот, смущённо кивнув, также обзавелся тренировочным оружием, и принялся объяснять жене тонкости мечного искусства своей секты.

* * *

— Ну как? — с гордым видом вопросила Му Ваньцин, опуская меч.

— Просто отлично, милая, — отстраненно ответил Инь Шэчи. — Я и сам не выполнил бы первую форму лучше, — девушка просияла довольной улыбкой, воодушевленная похвалой.

Шэчи тем временем напряжённо раздумывал, какие подсказки он может дать любимой жене, чтобы улучшить ее понимание стиля Сяояо — сам он понял его разом и полностью, без малейших усилий, и объяснять кому-то его суть было для юноши сродни попыткам объяснить цвета слепому.

Не то, чтобы Ваньцин была бесталанной — вовсе даже наоборот. Запомнив все приемы почти сразу, она увлеченно пластала воздух деревянным клинком всего-то с десяток минут, прежде чем добиться безупречного выполнения первой формы. Но, к ее сути они пока что не успели подобраться.

Когда Инь Шэчи, оставив попытки измыслить что-то необычное, принялся вспоминать те строки из «Беззаботного скитания», что во время обучения пересказывал ему Су Синхэ, дверь тренировочного зала отворилась, и внутрь вступила Ли Цинло, в сопровождении двух служанок. Каждая из девушек несла по длинному деревянному ларцу. Один, простой и обшарпанный, мог похвастаться позеленевшим от времени медным замочком, и длинной трещиной, наискось пересекающей крышку. Второй блестел лаком на округлых выступах искусной резьбы, изображающей оскалившихся драконов, и ловил лучи ламп посеребрением замка и дорогими каменьями инкрустаций.

— Как твои успехи, Ваньцин? — добродушно поинтересовалась госпожа Ван.

— Суть первой формы Шэчи не успел объяснить, но приемы я уже освоила, — похвасталась девушка.

— Просто замечательно, — искренне порадовалась женщина. — Прервись пока, и взгляни вот на эти вещи.

Она небрежно кивнула на несомые служанками ларцы. Прислужницы сгрузили свою ношу на пристенные столики, и открыли оба замка. Му Ваньцин, оставив тренировочный меч на стойке, подошла, и, откинув крышки, восторженно ахнула. Инь Шэчи, заглянув через плечо жены, изумлённо приподнял брови — оба меча, что скрывались в ларцах, стоили больше своего веса в золоте.

— Вот этот клинок я взяла трофеем, с тела Хун Цзиньбао, известного как Мечник, Срезающий Лепестки Цветов, — с гордостью поведала Ли Цинло, указывая на клинок, лежащий в потрепанном ларце.

Оружие, ожидаемо, не выглядело ни роскошным, ни драгоценным — простая деревянная рукоять, покрытая несложным узором медная гарда, и вполне обычная для длинного меча форма. Из этой нарочитой простоты выбивалось разве что лезвие, откованное из отличной стали.

— Старый Хун был дурным человеком, но замечательным бойцом — схватка с ним едва не стоила мне жизни, — продолжала свою историю женщина. — Много славных воинов приняли смерть от этого меча, и, не улыбнись мне удача, я стала бы одной из них, — отвернувшись от памятного оружия, она подошла к второму из принесенных ларцов.

— Это — работа Жэнь Чжуфу, прозванного Богом Кузнецов, — задумчиво произнесла она. — Незадолго до того, как старый скряга ушел на покой, передав дела детям, он выковал для богатых вельмож несколько поистине великолепных мечей, и получил за них царскую плату.

Оружие из богатого ларца выглядело под стать своему вместилищу. Оно смотрелось истинным произведением искусства — узкий клинок начинался в широко раскрытой драконьей пасти из посеребренной стали, что