чтоб все видели осуждённого на казнь и могли кинуть в него камень или гнилое яблоко. Обычно этого никто не делает, — тут же добавил он, поймав мрачный взгляд Хока. — Все любители жестоких развлечений здесь, но тут кидать запрещено, чтоб не попасть в стражников или других горожан.

Вскоре откуда-то послышался барабанный бой. Толпа расступилась в стороны и по образовавшемуся коридору прокатилась тележка, запряжённая парой лохматых чёрно-белых козлов с круто изогнутыми рогами. Наверно то, что его возили на тележке, а не водили пешком, было благом для осуждённого. По его бледному измождённому лицу и тёмным кругам вокруг глаз было видно, что он измучен и обессилен. Его ожоги и раны были спрятаны под чистой белой рубахой до пят. Когда тележка остановилась, стражники довольно заботливо сгрузили его на землю. При этом он морщился, наверняка испытывая боль в затёкших из-за колодок конечностях. Тем временем палач спустился по ступеням и, твёрдо взяв его под руку, помог подняться на эшафот.

Из толпы раздалось несколько злобных выкриков, призывавших казнить злодея, но их никто не поддержал. Люди, кто с любопытством, а кто и с сочувствием, молча наблюдали за происходящим. На помосте напротив началось движение. Из группы советников вышел невысокий старичок с короткой кудрявой бородой в сдвинутом набекрень берете и, развернув перед собой свиток, звонким мальчишеским голосом зачитал приговор, закончив чтение пафосным «да свершится правосудие», после чего отступил обратно.

Генрих Трауберг, которого продолжал поддерживать палач, спокойно выслушал приговор и негромко произнёс:

— Я сожалею обо всех совершённых мною злодеяниях и прошу прощения у жителей славного города Магдебурга.

Всё это время Карл Браун нетерпеливо посматривал на Флавио Эспинозу, сжимая спрятанный под плащом лёгкий арбалет. Но тот с явным удовольствием наблюдал за происходящим, не собираясь вмешиваться.

— Ангел Тьмы! — прошипел Карл так, словно испустил самое крепкое ругательство, которое знал. — Он хочет дождаться, пока Генриха казнят!

Увидев, как палач повёл осуждённого к плахе, он издал короткое гневное рычание и, сунув арбалет Дакосте, начал пробираться сквозь толпу.

— Умеете стрелять, рыцарь? — спросил Хок, с тревогой наблюдая за ним, и, получив утвердительный ответ, тоже скрылся в толпе, а Дакоста осмотревшись, прошёл чуть вперёд, чтоб занять наилучшую для выстрела позицию.

Карл Браун тем временем выбрался из толпы и вышел на площадку между эшафотом и помостом. Откинув на плечи широкий капюшон, он громко провозгласил:

— Прошу справедливости, благородный энфер! Господин бургомистр, этот человек невиновен!

— В чём дело! — бургомистр вскочил с необычайной для его возраста живостью, движимый возмущением и, более всего, тем, что нарушен протокольный ход мероприятия перед лицом почтенного гостя. — Что ты позволяешь себе, Браун?

— Выслушайте меня, господин бургомистр! — требовательно продолжил Карл. — Я знаю, что и вы, и наш гость благородный энфер — люди справедливые, и свойственное вам сострадание в будущем заставит вас сожалеть о безвинно пролитой крови этого человека, оговорившего себя ради спасения единственной дочери, которую похитили. Этой ночью мы с моим оруженосцем узнали об этом и предприняли поиски девицы. Она была найдена нами связанной, но живой в месте, где её спрятали от отца, угрожая убить её, если он не примет на себя чужой грех.

Бургомистр нахмурился и медленно сел, после чего обеспокоенно взглянул на энфера.

— Пусть этот человек продолжает, господин бургомистр, — кивнул явно заинтригованный Ликар.

— Занимаясь поисками, — продолжил ободрённый его вниманием Карл, — нам удалось раскрыть заговор, целью которого является покушение на жизнь ваших милостей. Колдун, находящийся здесь, собирается убить вас тем же способом, каким он убил моего несчастного тестя. Этот человек — Флавио Эспиноза!

И он обернулся, указывая на регистратора обличающим жестом. Тут же вокруг колдуна стало пусто. Люди расступились, поверив словам красивого и благородного рыцаря о коварстве отвратительного уродца. В следующий момент Эспиноза зашипел и вскинул руку, худую и желтоватую, как птичья лапа, с чёрными ногтями, похожими на когти и, сверля Брауна злобным взглядом, забормотал, но вдруг вздрогнул и подался назад. Из его груди торчала короткая арбалетная стрела.

Однако он не упал, а только как-то странно и страшно изменился. Побледнев ещё больше и внезапно поседев, он превратился в жуткое подобие ведьмы из мёртвого селения. На его лице появилась змеиная усмешка, и он шагнул вперёд, не сводя взгляда с Карла.

Его шёпот шелестел в полной тишине, но ещё до того, как он успел закончить своё короткое заклинание, с помоста спрыгнул Донцов и в последний момент оказался между ним и Брауном, прикрыв его своей широкой грудью в кованой броне. На мгновение колдун смутился, но, поймав взгляд неожиданного защитника своей жертвы, снова зашептал. Он не успел сказать и двух слов, как его голова слетела с плеч и запрыгала по каменной булыжной кладке площади.

За его спиной возвышался Хок со своей швейцарской дагой в руке. Толкнув свободной рукой пошатывающийся труп, он убедился, что тот упал и не собирается вставать, после чего спокойно нагнулся и вытер длинное широкое лезвие кинжала о плащ колдуна.

С момента обличающего жеста Карла не прошло и минуты, а Хок уже с лязгом загнал свою верную дагу в ножны на поясе.

— Хороший удар, старпом, — выдохнул Донцов и, обернувшись, спросил у Карла: — Вы как?

— Хорошо, — кивнул тот и снова повернулся к помосту, краем глаза замечая, как Дакоста протискивается к трупу Эспинозы.

— Отойдите! — проворчал тем временем Ликар своим рыцарям, которые стеной встали по краю, закрывая его и бургомистра с советниками от колдуна. — Подойдите сюда, Браун, и вы, Светозар. Что это за история с покушением? Я хочу знать подробности!

— Благородный энфер, — кланяясь на ходу, заговорил Карл, — это очень опасный заговор, во главе которого стоит колдун Ротамон, вознамерившийся обманом захватить власть в городе через своих подставных лиц. Он появился здесь давно и мой тесть судья Гюнтер с моей помощью вёл расследование этого дела. Он был уже готов доложить о его результатах бургомистру и предупредить магистрат об опасности, когда его убил Флавио Эспиноза. Той же ночью его подручные похитили Ренату Трауберг и подкинули её отцу письмо с требованием взять вину на себя. Письмо было заколдованным, но, должно быть, заклятие было наложено некачественно, и оно не сгорело. Нам удалось его восстановить, — он достал из-за пазухи свёрнутый пергамент и подал бургомистру.

— Это почерк Эспинозы, — кивнул тот, пробегая строчки глазами. — Трауберг, это правда?

— Истинная правда, господин бургомистр, — глухо ответил тот.

— Продолжайте, Браун, — кивнул старик.

— Ночью один из наших шпионов выследил Эспинозу, когда тот вызвал дух Ротамона, чтоб доложить о том, что в городе гостит благородный энфер. И колдун