так их и не найдут. Если обратиться в большое жюри, правительственные органы потратят еще больше времени и ресурсов. Обвинение в ложном заявлении – это мелочевка, да и кому в отделе захочется возиться с тем, чтобы повесить на какого-то политика хулиганство, особенно когда даже неясно, подал он официальное заявление или нет? В конце концов, первым заместителю Вудсу позвонил доктор, друг сенатора; технически можно допустить, что подавать ложное заявление никто и не собирался. Третий вариант – лучше всего, утверждал Уорден, но самодеятельностью он заниматься не собирался.

Тогда капитан спросил, как именно стал бы действовать и что бы сказал Уорден. Тот как можно яснее обрисовал картину. Затем капитан повторил его предложение еще раз для ясности, и все четверо согласились, что это звучит разумно. Вперед, сказал капитан. Даю добро.

В тот же день Уорден приехал в офис сенатора Янга. Джеймса он не взял; молодому детективу оставалось еще шесть лет до пенсии, а значит, риски для него были выше. Взамен вызвался добровольцем Роджер Нолан, сказав, что Уордену не помешает свидетель. А у Нолана не только найдется время на любой скандал, но вдобавок он, как и сенатор, черный. Если что-то из этой встречи выйдет наружу, присутствие Нолана снимет расовые претензии.

Ларри Янг принял обоих в кабинете и снова сказал, что не видит для полиции повода расследовать происшествие. Это частное дело, объяснил сенатор, и он намерен решить его в частном порядке.

Уорден согласно кивнул, потом поделился с сенатором ходом текущего следствия. Детективы не смогли найти очевидцев похищения на Маккало-стрит, как и улик у Друид-Хилл-парка, где, по словам сенатора, его вытолкнули из фургона. На брюках, которые вроде как были на нем в тот вечер, нет даже пятен от травы. В свою очередь, вызвал новые вопросы и разговор с советником и его родителями, добавил Уорден. Детектив перечислил все подробности опроса, а потом предложил сенатору Выход.

– У меня сложилось впечатление, что это частное дело, – сказал Уорден, – и уладить вы его хотите в частном порядке.

– Правильно, – ответил Янг.

– Что ж, если преступление есть, мы его расследуем, – сказал Уорден. – Но если преступления нет, то на этом можно поставить точку.

Сенатор понял и принял предложение, но для уточнения задал пару вопросов. Если он скажет, что преступления не было, расследование завершится, так? И если он здесь и сейчас заявит, что преступления не было, это признание не будет использовано против него, так?

– Лично мне это не нужно, – ответил Уорден.

– Тогда, – ответил сенатор. – похищения не было. Я бы предпочел уладить вопрос в частном порядке.

Уорден сказал, что сенатор может считать расследование департамента закрытым. Первый рапорт о похищении существует только как внутренний документ – таков порядок при регистрации любых угроз в адрес государственных служащих. А раз нет отчета о происшествии, то и в газеты ничего не попадет.

– На этом наша работа закончена, – сказал Уорден.

В завершение сделки Уорден и Нолан пожали сенатору руку. Не будет расследования большого жюри, не будет прибыльного «красного шара», благодаря которому группа убойного может подзаработать на сверхурочных. Не будет общественных откровений о неудачной попытке политика сфабриковать противовес его собственному нападению на человека. Убойный просто вернется к своим местечковым расследованиям убийств. Уорден приехал в штаб и напечатал для капитана обязательный отчет о встрече, уверенный, что поступил правильно.

Но 14 июня, через полторы недели после поездки в кабинет сенатора, попытку Уордена тихо замести эту пакость под ковер подкосила утечка о происшествии тележурналистке из местного филиала CBS. Судя по числу подробностей в ее сюжете, Уорден с Джеймсом заподозрили, что утечка произошла в самом департаменте. Что логично – не все в начальстве считались политическими союзниками сенатора, а причудливое заявление о похищении выставляло его не в лучшем свете.

Конечно, как только раскрылись конфиденциальные данные, и представители полиции, и прокуроры бросились наперебой развеивать всякую видимость закулисных сделок. Когда журналистка задала прямой вопрос мэру, к спектаклю присоединился и он, приказав департаменту обнародовать первый отчет о происшествии в связи с заявлением о похищении. Когда перед ратушей вдруг завыла пресса, учуяв кровь, первоначальные приоритеты мгновенно изменились. Всего неделю назад начальство удовольствовалось тем, как Уорден с сохранением приличий закончил расследование несуществующего преступления, позволив детективам вернуться к основным обязанностям; теперь тех же начальников публично спрашивали, почему не никто не привлек влиятельного сенатора из Западного Балтимора за ложное донесение, в котором он сам признался. Ему пошли навстречу? Был ли этот инцидент сохранен в тайне, чтобы защитить сенатора? Как именно сенатор повлиял на ход дела?

Непрерывный поток газетных заголовков и телесюжетов вынудил мэрию попросить прокуратуру штата о пересмотре происшествия, а там и до расследования большого жюри было недалеко. Всю следующую неделю прокуроры общались с верхушкой полиции, а потом – с влиятельным адвокатом на зарплате у сенатора. Однажды днем, после встречи с прокурорами и адвокатом сенатора в его частной конторе, Уорден с Джеймсом столкнулись на выходе с той самой репортершей, которая заварила эту кашу.

– Интересно, кто ей сказал об этой встрече, – удивлялся Джеймс. – Она, блин, раньше нас знает, что мы сделаем…

Сбылось все, чего пытался избежать Уорден. Он хотел работать по убийствам; теперь убийства были не в приоритете. Он не хотел тратить время и силы на то, чтобы без уважительных причин копаться в частной жизни публичного человека; теперь он с тремя-четырьмя детективами тратил еще больше времени на то, чтобы разворотить всю его частную жизнь к черту. Уорден, Джеймс, Нолан – все стали пешками в нелепой игре, пока бюрократы перебрасывались между собой политическим будущим Ларри Янга. И ради чего? В день, когда Уорден убедил сенатора отозвать заявление, он вел два убийства и все еще активно участвовал в расследовании большого жюри по стрельбе на Монро-стрит. Теперь все это ни черта не значило. Теперь начальники хотели только всестороннего расследования по делу сенатора штата Ларри Янга и его предположительному похищению. Департамент отправит на улицу лучших людей, чтобы доказать обратное: законодателя никогда не запихивали в таинственный фургон три человека. Затем сенатору предъявят обвинение в ложном заявлении – жалком хулиганстве – и начнется судебное разбирательство, в котором не хочется выигрывать ни прокуратуре, ни департаменту полиции. По негласному уговору суд станет всего лишь фарсом, чтобы задобрить публику и не уронить лицо. А слово Уордена – которое он искренне дал в кабинете бедолаги, – теперь ничего не значило. Его самого департамент и пустил первым в расход.

В коротком разговоре через несколько дней после того, как в