Прохор Матвеевич предпочитал носить сапоги, явно пренебрегая прочей мелкокалиберной обувью: по его мнению, на каждой прочной базе должен воздвигаться стройный корпус. И, принимая подошву за прочную базу, он нечто стройное обнаруживал в голенищах.

Пересекая базарную площадь, Прохор Матвеевич шел в учреждение, именуемое «Комбинат общественного благоустройства», где выполнял он должность директора. В пути следования он и размышлял о том, какие надо принять меры, чтобы примирить булыжник с кожевенной подошвой. Он смотрел вниз и мысленно предотвращал обувные кризисы, порождаемые, по его мнению, небережливым отношением к подошве.

Перейдя площадь, Прохор Матвеевич поднял голову, и его взору представилось неожиданное зрелище: перед зданием Комбината общественного благоустройства за одну только ночь было воздвигнуто стройное сооружение. Оно было воздвигнуто из столбов, обшитых дранью в мелкую клетку, и походило на вышку, изображаемую художниками в виде эмблемы прочной индустрии. На штыре сооружения возвышался соответствующий герб, окаймленный диском, выкрашенным в оранжевый цвет. Само же сооружение оказалось окрашенным в светло-голубой тон небесного цвета. Внутри сооружения разместились: красная бочка, две медные каски, кирка и топор, скрещенные на столбе.

Прохор Матвеевич, предполагая, что причудливое сооружение относится к очередным несерьезным забавам, чем, по его мнению, особенно за последнее время тешится всесоюзное народонаселение, прошел мимо, не уделив соответствующего внимания на обозрение предметов. На красном ситцевом плакате он уловил темпераментное слово и, приняв такое за очередной большевистский лозунг, напугался дальнейших последствий: пока что в тайных помыслах он ускоренности темпов предпочитал рачительное отношение к предметам.

Пройдя в свой директорский кабинет, находящийся в отдаленном углу отдаленных недр Комбината общественного благоустройства, Прохор Матвеевич облегчился от прочих посторонних дум и предался разбору текущих дел. Он рассмотрел трехмесячную плановую наметку работы отдела внутреннего урегулирования и, не внося в проект существенных поправок, по нечаянности на поле текста вписал: «ага».

Прохор Матвеевич склонился над проектом и прилежно поправил буквы этого слова, делая их более жирными. Он не заметил, как некто вошел в его кабинет и с особенной пристальностью засмотрелся на бумагу через его плечо.

— Что это за «ага»? — полюбопытствовал наблюдающий. Прохор Матвеевич встрепенулся и, обернувшись, обнаружил присутствие постороннего, невзрачного на вид паренька.

— Тут, гражданин, касаемо порядка! — строго произнес посторонний. — Что за «ага» на государственной бумаге?

— Резолюция, — нерешительно ответил Прохор Матвеевич.

— Ага! Так и запишем, — обрадовался посторонний и поспешно достал из кармана служебный блокнот.

Прохор Матвеевич оторопел, не зная, что ответить пареньку, так непрошено зашедшему и прочно утвердившемуся в личном деле директора.

— Но позвольте! — осмелившись, произнес Прохор Матвеевич. — Ты ведь только что сам сказал: «ага»!

— Вот тебе и раз! — удивился парнишка. — Я лицо официозное и сказал «ага» в частности. Ты же занес это слово на государственную бумагу, а государство, гражданин, — место официальное.

— Впрочем, вам что угодно? — повысив тон, спросил Прохор Матвеевич.

Посторонний паренек с поспешностью зашелестел перед носом Прохора Матвеевича какой-то важной частицей бумаги.

— Я от кавалерии волка съем, имею легкий наезд для всепомоществования РКИ[7]. Официально называюсь — Григорий Камчадал. — Отрекомендовавшись, Григорий Камчадал закинул назад волосы и почесал переносицу. — Между прочим, мой налет не с головы. Где тут у тебя низовое начало?..

Проводив Григория Камчадала до отдела внутреннего урегулирования, Прохор Матвеевич возвратился к себе, и тревожнее беспокойство залегло в стенах его директорского кабинета: перед окном солнце заливало медные каски выставленные внутри причудливого сооружения, и лучи отблесков, исходящие от меди, плясали на прозрачном бемском стекле.

Уважая каждый предмет в отдельности, Прохор Матвеевич не признал отблески красок за факт.

— Блеск ослепителен, а металл сам по себе — дешевый, — сказал Прохор Матвеевич, относя эти мысли то ли к каскам, то ли к области деятельности Камчадала.

Расположившись снова за столом, Прохор Матвеевич устремился взором в текст со злокачественным словом «ага» и, обуянный задором, добавил к слову три восклицательных знака.

— Помпадурство! — нечаянно вырвалось у него это редко произносимое им слово.

Резолюцию «ага» он воспроизвел по инерции, припомнив, что это слово он лет десять тому назад нанес на первую бумагу, представленную ему на резолюцию. Тогда он не был в курсе соответствующих для резолюций терминов и полагал, что этим словом он выражает полное согласие.

В общем Прохор Матвеевич, шедший в революции замедленным ходом, не обнаруживал большой склонности к перенесению резолютивных мыслей в текст: он действовал по памяти, но весьма точно.

На четвертом году революции, приняв поручение заложить основу Комбината общественного благоустройства, объединяющего мелкую промышленность на базе бесперебойного самотека материальных благ, Прохор Матвеевич обзавелся лишь единым делопроизводителем. Тому же делопроизводителю он поручил вести счетное дело, а кассовое же наличие кредитных ассигнований в то время Прохор Матвеевич хранил при себе, явно избегая произвольных расходов по излишним штатным единицам.

Впоследствии Прохора Матвеевича шутейно, но показательно судили за упрощенство и оправдали его лишь за экономное расходование средств.

После показательного суда Прохор Матвеевич углубился в изучение юридических норм, а затем на должность учрежденского казначея пригласил соответствующее лицо: с тех пор он ведал кредитными ассигнованиями посредством письменных указаний.

В те годы пробуждалась частная стихия, дразнившая аппетиты минувших недоеданий соблазнительным видом оживленных гастрономических витрин, подвергавших иногда и пролетарские утробы мелкобуржуазному разложению. Но Прохор Матвеевич оказался весьма практичным и устойчивым, чтобы поддаться соблазну: он предупреждал всякий кризис неприкосновенным запасом первостепенных продуктов и не раздражался запахом излишествующих деликатесов.

Практику по части заготовки впрок, а равно и последовательное расходование он унаследовал от предков, строящих бюджет свой на принципе меньшей затраты средств и лучшего качественного уплотнения.

Его дед, частный чистильщик глубоких снегов, проработал в этой профессии свыше пятидесяти лет и за этот срок в качестве инвентаря использовал единственную деревянную лопату. Правда, лопата лопнула на девятом году работы от солнечного зноя, однако дед сковал ее проволокой и с этим незначительным изъяном оставил лопату в наследство сыну после дальнейшей сорокалетней отработки.

Старик знал толк в деревянном инструменте и меру его грузоподъемности: лопата ломается под тяжестью, от наличия на лезвии суков и задоринок, чего он избежал при ее покупке.

Учитывая дедовский опыт, Прохор Матвеевич догадался, что продукты производства вздорожают главным образом не только от качества сырьевых наличий, но и от небрежной амортизации инструментов: порча инструментов способствует простою.

Поэтому на металлургическом заводе, состоящем в ведении Комбината общественного благоустройства, Прохор Матвеевич учредил специальную закалку сверл и резцов, добившись таким образом отсутствия поломки и быстрой износки лезвий. В производстве же полурашпилей для внутреннезаводского употребления он достиг трехлетней устойчивости, заменив обычный метод насечки способом рябовидного штампования.

Дед Прохора Матвеевича, терпевший