После его смерти в 486 году до н. э. персидским царём становится его сын Ксеркс, устроивший беспримерный по глупости поход против скифов, включающий в себя «бичевание» пролива Геллеспонт за то, что волны разметали устроенный персами понтонный мост. Задумав отомстить за поражение отца, Ксеркс привёл в Грецию почти миллионную армию, которую вначале встретили в Фермопильском ущелье триста спартанцев царя Леонида. За три дня персы потеряли здесь более двадцати тысяч воинов, затем только прошли дальше. В морском сражении у острова Саламин и в битве у Платей персидская армия была сокрушена.

Греки вытеснили персов из бассейна Эгейского моря и начали контролировать Средиземноморье. Военные неудачи Ксеркса вынудили придворное окружение создать заговор, в результате чего он погиб от мечей убийц, подосланных младшим сыном Артаксерксом (465 г. до н. э.). В его правление египетские цари, опираясь на афинское наёмное войско, попытались вернуть себе независимость. Безрезультатно! Благодаря интригам персидских дипломатов происходили войны между Афинами и Спартой, но ещё был мирный договор с Афинами (449 г. до н. э.), по которому персы отказались от притязаний на острова и берега Эгейского моря в обмен на влияние над Египтом и Кипром.

В годы царствования Дария II и его сына Артаксеркса II происходило ослабление центральной власти, допустившее междоусобицы и мятежи сатрапов, восстания покоренных народов, жаждущих вырваться из рабства. От Персидской державы отпал Египет, в Малую Азию вторглось войско спартанского царя Агесилая, но всегда дальновидные персидские цари принимали любые меры – дипломатические и подкуп должностных лиц, чтобы ослабить военную мощь потенциальных врагов Персии – Спарты, Афин и Фив, сталкивая их между собой.

Царствование Артаксеркса III Оха (358–338 гг.) сопровождалось жестоким правлением, когда вновь произошло укрепление Персидской державы: мятежные сатрапы были приведены к повиновению, вновь завоеван Египет, а греки во главе с Афинами из-за проблем во взаимоотношениях с другими греческими городами не могли больше претендовать на малоазиатскую прибрежную полосу земли.

* * *

Военная сила персов заключалась в их коннице, боевых кораблях и богатстве царских сокровищниц. Эллинская нация сопротивлялась весь исторический период становления Великой Персидской державы, отвечала на враждебные действия ненавистью и победами в морских и сухопутных сражениях. А в мирное время греческие врачи, архитекторы и учёные устремлялись из своих перенаселённых городов в Персию, где не гнушались получать высокооплачиваемую работу у своих потенциальных врагов. Полные сил молодые греческие воины нанимались в элитные отряды персидских царей и членов их семей. Греки своими глазами видели несметные богатства, накопленные в сокровищницах царей и вельмож за счёт грабежей подневольных народов, и это обстоятельство особенно привлекало внимание бедной части населения Греции. Простой народ жадно внимал речам ораторов, призывающих к священной войне с персами за поругание греческих святынь, не скрывая оправданного желания отобрать всё у врага, обогатиться за счёт военной добычи. Если иметь в виду такой посыл, задуманный Восточный поход союзнического войска абсолютно соответствовал национальным интересам Эллады.

Новый наследник

С утра к Филиппу, находившемуся в военном лагере, прибыл гонец из Пеллы.

– Царь! У тебя родился сын! – радостно выдохнул он.

Новость всколыхнула мысли Филиппа: «О, боги! Клеопатра родила наследника македонской крови! Македония возликует, а я могу отправляться на войну с Персией».

В царскую палатку без предупреждения ворвался Аттал. Гвардеец у входа не посмел остановить – всё-таки ближайший родственник царя.

– Наша Клеопатра родила сына! – ликующе выкрикнул он, кидаясь обнимать Филиппа, ошеломлённого или вестью, или неожиданным выпадом военачальника.

– Филипп, поздравляю с законным наследником!

После свадьбы царь стал замечать неприятные изменения в поведении Аттала: при каждом удобном случае он показывал окружению царя свою к нему близость, а от Филиппа не скрывал намерений сделаться ближайшим другом, намеренно оттесняя верного Антипатра. Но если раньше Атталу много прощалось как боевому полководцу, то теперь царь едва терпел его вольности, высокомерие и самодовольство. Сейчас Филипп почувствовал, как внутри у него растёт раздражение. Выдавив подобие улыбки, сказал безразличным тоном:

– Благодарю, мой верный Аттал! У нас с тобой появился повод устроить пирушку. – Филипп сделал паузу. – Но делать этого мы не будем – нынешние события не позволяют.

Аттал, не разгадав настроения царя, продолжал говорить своё:

– Филипп, у тебя есть теперь наследник, ничто не мешает начинать войну с персами. Достаточно испытывать армию ожиданием. Все ждут приказа.

– Согласен с тобой, дорогой Аттал, – сдержанно отозвался Филипп. – Пришло время воевать. И вот что я тебе скажу: завтра выдвигайся со своим отрядом к Геллеспонту, откуда на кораблях отплывёшь в Ионию. Местные греки давно просят защитить их от персов. Там закрепишься, и ожидай подхода наших основных сил. Я присоединюсь позже. А теперь, прощай, дорогой Аттал!

Царь повернулся к столу, показывая, что сильно занят. Военачальник ушёл, озабоченный столь откровенной нелюбезностью, от которой было впору растеряться.

Оставшись один, Филипп погрузился в размышления. Аттал прав, пора выступать в поход. Вызвал Аминту и Пармениона, в чьей верности никогда не сомневался. Им он тоже приказал отправляться в Азию, но каждый своим маршрутом и отдельными отрядами. Парменион, старый вояка, не привыкший робеть перед царём, спросил напрямик:

– Филипп, а сам когда поведёшь армию? Чего выжидаешь?

– Парменион, дорогой, я оставлю Македонию в тот день, когда сочту нужным. Не торопи события.

Парменион сам понимал, что царь не осмелится оставить престол без объявления преемника на случай смерти в походе. Но с Александром пока не мирится. Остерегаясь тревожить дальше Филиппа, Парменион кивнул Аминте, предлагая оставить царя, и направился к выходу.

* * *

Филиппа одолевали большие сомнения: он не знал, как поступить с сыном, не доводя отношения до окончательного разрыва, но без ущерба для авторитета среди окружения. Задумав жениться на Клеопатре, Филипп не допускал даже мысли, что сын может так отреагировать на развод родителей. К тому же он стал на сторону матери. И даже в такой ситуации Филипп не хотел ссориться с Александром. Но сын сбежал, на радость врагам Филиппа, а это предательство простить отцу было сложно. Сердце Филиппа ожесточилось, он был готов наказать Александра. Обида и негодование клокочет в груди отца, но иногда ему становится не по себе: если бы не Антипатр и Парменион, на свадьбе он мог убить Александра! Сейчас впечатления от той ссоры немного размылись, пора делать какие-то шаги… Он может силой вернуть Александра из Иллирии, достаточно послать отряд гвардейцев. Но не станет этого делать. Тогда что?…

Филипп вспомнил бывшую