Ob zwar die meiste geheimbe Bojaren, Ministri, (F. 187) König[liche] hier residirende Commissary, wie auch der pohlnisch- und dänische Envoyés dem G[ene]ral Le Fort die Visite schon gegeben, so habe jedoch damit bishero zurückgehalten, weilen wegen annoch nit gehabter, doch hoffentlich diße eingehende Wochen erlangend- offentlichen Audienz keinen passum publicum thun wollen, nach welcher ein gleichmäsßiges zu erstatten kein Bedencken trage, in Erwegung, das alle guet, undt üble Negotia dem Czar durch ihn vorgetragen werden, alß auch ich bey solchen umbständten seine affection zu gewinnen mich scheinbarlich bemühen mueß. Wormit zu beharrlichen Kay[serlichen] undt König[lichen] Gnadten mich in tieffester Devotion allerunterthänigst empfehle

Euer Kays[erlichen] May[estät]

allerunterth[änig]ster, gehorsambster

Christo[ph] Ignat[z] Edlh[er] v[on] Guarient und Rall

Moscau den 12. Sept[ember] 1698.

(F. 184) Всемилостивейший император, король, господин и государь, Ваше императорское и королевское величество, без сомнения, уже всемилостивейше известились, каким образом царское величество 4‐го числа текущего месяца счастливо прибыл сюда с Лефортом, курфюршеским саксонским генеральным комиссаром Карлевицем [Георг-Карл фон Карлович] и немногими служителями в шестом часу вечера. Однако же с удивлением должны мы были увидеть, что царь, вопреки всем ожиданиям, после столь долгого отсутствия все еще находился под властью прежней неугасшей страсти и сразу по приезде нанес первый визит к любовнице, некогда Лефорта, а теперь своей, – дочери виноторговца Монса, лютеранина самого простого состояния. Остаток вечера царь провел в доме Лефорта, ночь же – в Преображенском, (F. 184 v.) в построенных его величеством деревянных квартирах лейб-гвардейского полка. На следующий день в пятницу его величество открыл свободный вход к себе без всякого величия и почтения к лицам не только приехавшим туда боярам, но и людям всех состояний, дворянам и недворянам, даже и самого подлого звания, и также давал аудиенцию министрам в одной и той же комнате. При этом всеподданнейшем приветствии и поздравлении его царское величество собственной рукой подрезал длинные бороды многим боярам, также и другим духовным и светским лицам (которые [бороды] они, между тем, по идущим из старины обычаям, не только всегда считали величайшим украшением, но и что их отрезывание, согласно приговору патриарха, немедленно навлекает отлучение от Церкви). Однако патриарха в уважение его духовного сана, Тихона Никитича [Стрешнева] в уважение заботы, с которой он опекал его величество, и князя Черкасского – за преклонные лета и большое уважение, которым он у всех пользуется, пощадил. Кроме же этих троих все и каждый должны были один за другим подвергнуться этому унизительному тонзурованию, как (F. 185) уже в самом начале публично поступили с полководцем Шеиным, князем Ромодановским и многими другими.

В прошедшую субботу, 6 числа сего месяца, его царское величество рано утром собственной высокой персоной провел учения своего лейб-гвардейского полка. Затем же он отобедал, вместе с несколькими первейшими боярами, у Лефорта, что сопровождалось неумеренным питьем и непрерывной пальбой из пушек и продлилось вплоть до середины ночи. Кажется, что и после возвращения царя московитское правление остается в прежнем беспорядке и едва ли плодом совершенного путешествия станет какое-либо улучшение, ибо и доныне мы видим лишь новые следы старого обычая, и того же следует ожидать и в будущем. Из разговоров его царского величества, которые он вел до сих пор, нельзя было выяснить ничего особенного о том, как ему понравились посещенные им проездом дворы и какую склонность он к ним имеет. Похвалы удостаивается лишь венецианский посол в Вене за то, что его величество нашел особое удовлетворение в изысканных блюдах, таковых же напитках и других развлечениях, в особенности же в императорской (F. 185 v.) школе верховой езды.

Однако же король польский пришелся ему по нраву; с ним его величество провел 4 дня и ночи без перерыва за питьем и вошел с ним в такую братскую доверенность, что они обменялись одеждой; и царь приехал в Москву в кафтане, шляпе и со шпажкой короля польского; последнюю он и до сего дня носит на боку. Царское величество желал также публично и по всей соответствующей форме объявить окружавшим его боярам и министрам (коих было великое множество), сколь сильно расположение, испытываемое им к польскому королю: «Король польский милее мне, чем все вы, здесь вокруг меня стоящие; пока я жив, я сохраню с ним доброе взаимопонимание и братство, и не потому, что он король польский, но по причине того, сколь приятна его личность». Мне было также сообщено в большой тайне одним из весьма любезных царю доверенных лиц, что позавчера вышеупомянутое царское величество около полуночи посетил своего принца в замке Кремле (F. 186) и, трижды поцеловав его и иным образом выказав отеческую любовь, вновь покинул его. А следующим вечером он допустил к себе в Преображенское его мать (царицу) для приветствия, однако же в чужом жилище, принадлежащем здешнему почтмейстеру, и они провели 4 полных часа за тайной беседой.

Как передают и, в частности, как сам царь говорил нескольким ближним боярам, король польский должен непременно этой приближающейся зимой, по данному им обещанию, приехать в Москву.

Между тем случившееся вчера русское новолетие началось хотя и по обыкновению празднично, однако без обычных [в другие годы] и достопримечательных торжеств, поскольку царское величество не показывал никакого особенного удовольствия от соблюдения идущих из старины московитских церковных ритуалов и потому день ото дня сокращал все прежде соблюдавшиеся духовные церемонии и воздерживался от них; а вместо этого богослужения, в других обстоятельствах обычного, полководец [Шеин] (F. 186 v.) устроил роскошный пир, на котором царь со многими боярами с удовольствием развлекался и праздновал наступление нового года вплоть до полуночи, поднимались заздравные кубки при пушечной пальбе (как и в прошедшую субботу у Лефорта).

9‐го числа сего месяца патриарх имел аудиенцию продолжительностью в 2 часа, на которой представлял оправдания за неисполнение того, чтобы заключить царицу в монастырь, и возлагал вину за пренебрежение царским приказом на некоторых бояр и духовных лиц, которые c приведением многих причин не соглашались на это. К этому царское величество стремится с таким рвением, что повелел тотчас же и без всяких отговорок привезти в Преображенское на маленьких московитских повозках трех русских попов и отдать до дальнейших распоряжений в тамошний лейб-гвардейский полк под стражу; при том же патриарху станет в большую сумму денег, дабы вернуть милость царя.

Хотя большинство ближних бояр, министры, (F. 187) пребывающие здесь королевские комиссары, а также польский и датский посланники уже нанесли визиты генералу Лефорту, я же, однако, до сих пор воздерживался от такового, ибо, ввиду того, что публичная аудиенция мне еще