Вот, пожалуй, и вся «русская» правда, что была на стороне красных. Губить ради этого великую страну и запускать механизм геноцида русского народа, работающий до сего дня, отнюдь не стоило.

Перейдём к белым. Главные обвинения, выдвигающиеся в их адрес – мол, они поддерживали «интервентов» и «сепаратистов». При этом остаются в стороне реальные, куда более важные и глубокие обвинения. Позже рассмотрим и их, а пока займёмся этими.

«Интервенты»

Важнейшая трагедия и неправда многих (но не всех!) белых вождей заключается в том, что они считали обязательства перед «союзниками» важнее обязательств перед русским народом. «Союзники» это знали и поэтому издевались над своими клиентами, как только могли.

Сейчас уже не подлежит сомнению, что с самого начала «союзники» держали стратегический курс на саботаж Белого движения и оказывали тайную, а то и явную поддержку большевикам (небольшой пример – в 1922 году высшее военное и гражданское руководство «розовой» ДВР [209], опасаясь белого переворота, ночевало на американских военных кораблях).

То есть «интервенты» виноваты не в «интервенции», а в том, что они её лишь имитировали, одновременно расхищая богатства России не хуже большевиков.

Если бы «союзники» реально сочувствовали Белому делу, им было бы достаточно предоставить, скажем, в конце 1918 года в распоряжение Дона и Добровольческой армии буквально одну-две кадровые дивизии ветеранов Первой мировой, и Россия была бы спасена от ужасов большевизма.

Они этого не сделали, ссылаясь на то, что, мол, «война закончилась» и «у нас этого не поймут». Пусть отсюда каждый сам сделает свои выводы, чьими именно «союзниками» были Великобритания, Франция и США в Гражданской войне.

В связи с этим становится понятна и прогерманская ориентация некоторых вождей Белого движения, например, генерала Краснова. Отлично понимая, что спасти Россию могут только сами русские, он имел все основания не доверять «союзникам». Нуждаясь в материальных ресурсах и прикрытии территории Войска Донского со стороны занятой немцами Украины, он не мог позволить себе воевать ещё и с ними. К чести немцев, они не кормили его расплывчатыми обещаниями и общими фразами, как «союзники» – генерала Деникина и руководство Добровольческой армии, а сразу предлагали конкретные вещи и чётко говорили, чего хотят взамен. Так, за одну винтовку и 50 патронов немцы требовали с Донского войска 1 пуд пшеницы. Немцам это было выгодно, поскольку винтовки и патроны были ими захвачены на русских складах Юго-Западного фронта, а донцам это было выгодно, поскольку почти всё оружие в начале 1918 года отняли у них большевики, а кроме пшеницы, в которой остро нуждалась Германия, предложить немцам они ничего не могли. Часть боеприпасов и снаряжения Краснов по своему собственному почину передавал и Добровольческой армии, руководство которой «отблагодарило» его тем, что после поражения Германии «ушло» его в отставку в начале 1919 года.

Ещё одна деталь, которую важно иметь в виду для того, чтобы представлять себе причины «интервенции». В русском национальном характере, до известной степени, имеется уважение к иностранцам, особенно к тем, кто является специалистом или хотя бы представляется таковым: «сам Царь его сюда выписал».

Это обстоятельство, никак не мешая русским многократно громить наголову полчища иноземных завоевателей, могло бы быть использовано на благо России при грамотном подборе «интервентов» и грамотном их использовании.

Для примера возьмём ситуацию на территории Сибирского правительства весной-летом 1919 года. Зимние успехи сибирских войск привели к тому, что под контролем Омска оказались огромные территории со слабо развитой транспортной сетью, имевшей, однако, огромную протяжённость и не меньшую важность.

Стратегическая ошибка колчаковского правительства заключалась в том, что оно отказалось использовать союзников для реальной охраны тыла и борьбы с красными партизанами. Правда, выбранные Колчаком «союзники» боялись этого как огня – опять же, ещё одна кадровая ошибка. Вместо этого они предпочитали «сидеть» на Транссибирской магистрали, занимая большую часть её пропускной способности своими спекулятивными перевозками.

Борьба же с красными повстанцами была всецело отдана на откуп «атаманщине», которая, как и следовало ожидать, в ней не преуспела, своими неумелыми и жестокими карательными действиями лишь приумножая число врагов Сибирского правительства.

Военный министр барон Будберг совершенно правильно предлагал поручить охрану железной дороги и борьбу с повстанцами лучшим идейным борцам из числа сибирских войск и славянских интервентов, осознавших важность общего славянского дела и борьбы с большевизмом (небольшая часть чехов, многие поляки, сербы и т. д.). «Атаманщину» же он предлагал отправить на фронт. Этого сделано не было.

На этом, наверное, тему «интервенции» можно закрывать. Добавив, что большевики с самого начала пользовались поддержкой «интернациональных» частей, сформированных из немцев, венгров, латышей, эстонцев, китайцев, киргизов и прочих.

Деньги на революцию им давали не только и не столько немцы, сколько еврейские банкиры Европы и США во главе с Янкелем Шиффом. А оружие, боеприпасы, обмундирование и снаряжение они захватили на складах Русской армии, где они хранились в огромном количестве для победоносного весеннего наступления 1917 года, которое, вследствие революции, так и не состоялось.

«Сепаратисты»

Принцип «права народов на самоопределение» провозгласили главари Февральской революции. Большевики, как «углубители» революции, этот лозунг решительно поддержали, добавив к нему уточнение – «вплоть до отделения».

Их расчёт был прост. Это позволяло объявить Российскую империю «тюрьмой народов», привить русским комплекс вины перед агрессивными «туземцами», сделать этих самых «туземцев» верными союзниками большевиков в закабалении и уничтожении русских, наконец, посеять вражду между различными сословиями и субэтносами самого русского народа – великороссами, малороссами, казаками и так далее.

Правда, закрепившись в России, большевики вернули себе контроль над немалой частью самоопределившихся народов и территорий. Но излишне восхищаться ими по этому поводу не стоит – они это сделали для себя и только для себя. Заодно позволив нынешним «антирусским националистам» из СНГ и стран Балтии разводить самую ожесточённую русофобию под видом «антикоммунизма».

Реальным «сепаратизмом» белые практически не занимались. Единственный из вождей Белого движения, которого до сих пор выставляют «сепаратистом» – атаман Донского Войска генерал Краснов. Его «сепаратизм» был сугубо вынужденным и оборонительным – как, например, карантин при эпидемии чумы.

Правда, надо признать, что он использовал для обоснования этого сепаратизма недопустимые в плане русского национального единства приёмы. Наиболее известный из них, который до сих пор ставится ему в вину – это лозунг «Казаки защищают свою независимость от русских».

Но его во многом оправдывает то, что этот лозунг описывал реальное положение дел: насильно согнанные, большей частью, в РККА великороссы шли против самобытности и жизненного уклада казаков, которым, как считали большевики, надо было «устроить Карфаген». Единственные