всё равно, – то «квебекский сепаратизм» расцветёт на какое-то время пышным цветом, то франко-канадцы референдум об отделении вздумают провести, да и вообще тотальное двуязычие в государственном обиходе и делопроизводстве – не такая уж и удобная вещь. Но ничего, терпят. Потому что знают – порознь будет много хуже.

Когда же число этносов на территории государства больше или равно трём, начинаются серьёзные проблемы. Лучшим выходом из такой ситуации, как показывает исторический опыт, являются, – во‐первых: налаживание полноценного регионализма, и, во‐вторых: признание «самого коренного» из этносов государствообразующим.

В условиях полноценного регионализма это значит не так уж и много (точнее, много, просто другим от этого не хуже, а подчас даже лучше), но тем не менее «государствообразующий» получает право постоянно напоминать всем остальным: «Это наше государство, основанное, прежде всего, нами и для себя. Хотите жить у нас, то милости просим, но не забывайте, что это именно мы пустили вас к себе, а не наоборот. Будете вести себя плохо – отделим. Будете претендовать на нашу землю – перебьём вас, а недобитков – прогоним».

Ещё один нюанс. Лучшим цементом для строительства полиэтнической нации из трёх и более этносов является, как показывает опыт, наличие общего врага. Причём врага, официально зарегистрированного в этом качестве на всех уровнях государственной идеологии, вплоть до самого высшего.

Думаю, вы догадались, о чём идёт речь. Конечно же, о благословенной Швейцарии. Государствообразующим и единственным, «по настоящему коренным», этносом в ней являются ретороманцы, составляющие, в лучшем случае, где-то пару процентов от общего населения страны.

Именно они задают тон в общей швейцарской государственной идеологии (которая, заметим, довольно скромна сама по себе – это вам не «вертикаль власти и не «диктатура закона», а именно европейская национал-демократия), именно к ретороманскому ядру в течение всей швейцарской истории присоединялись кантоны, населённые этническими немцами, французами и итальянцами. Присоединялись не просто «пожить вместе», а именно для борьбы с общим врагом – то с герцогом Леопольдом Австрийским, то с герцогами Бургундии и так далее. Так до сего дня и живут.

Заметим, что если два языка в государственном обиходе – это просто «некоторые трудности», то четыре – это уже очень и очень приличная проблема. Тем не менее ведь обходятся. Опять же, повторимся, большей частью за счёт подлинного регионализма, когда на государство возложены только те обязанности, где без него нельзя никак – вооружённые силы, высокие технологии и фундаментальная наука. Пожалуй, что почти всё. Даже охрана правопорядка, а тем более, образование и здравоохранение, в значительной степени, поддерживаются самими гражданами на местах, то есть кантонами.

Есть хоть что-то из швейцарского опыта, используемое при строительстве «российской нации»? «Да фиг вам без масла». Регионализма у нас боятся, как огня, поручать гражданам государственную работу на местах – тем более.

Чётко и внятно отдать русскому народу в России хотя бы «первенство чести» на уровне государственной идеологии и истории— это вообще табу, русские ведь потом реальных прав могут себе потребовать, ужас-то какой! Вместо этого щедро используется концепция «гражданской нации» на французский, и, отчасти, на американский манер. «Ну, ведь у них же она работает!»

Ни черта она не работает. Когда население Франции и США было более или менее этнически однородным (а с «неоднородными» расправлялись нещадно, тем более речи не было об их правах) – она кое-как, наверное, работала.

Сейчас, когда гражданство с лёгкостью даётся приезжим арабам, неграм и пакистанцам, не знающим толком государственного языка и, собственно, даже не желающим его учить – не работает вообще.

Это признали даже американские и французские идеологи, предложив заменить государственную идейную концепцию «плавильного котла» на концепцию «миски с салатом». Постфактум, так сказать, признали своё поражение. Похоже, большие катаклизмы, что в США, что во Франции уже не за горами.

Касательно первоначального обеспечения этнической однородности, что, как показывает французский и американский опыт, необходимо для строительства «гражданской нации», у нас тоже выходит какая-то заминка.

Истреблять и гнать с родной земли индейцев, привозить на плантации негров, – как это делали в США или десятками тысяч расстреливать и топить бретонских повстанцев, как действовали строители «гражданской нации» во Франции – у нас, вроде бы, не собираются. Разве что для участи «индейцев» и «бретонцев» в проекте строительства «российской нации» предназначены именно русские Тогда да, – всё делается прямо как по нотам.

Так что с «единой и неделимой Россией», как и с её, якобы, существующей «российской нацией», мы тоже разобрались. Ни того, ни другого на данный момент не существует. Нации такой вообще не будет, кроме как в конфигурации «все нерусские против русских», а кто возводит эти ценности в абсолют – враг будущей великой России и великого русского народа.

На этом, пожалуй, «красно-белый» дискурс можно закрывать. Если бы белые смогли стать настоящими русскими националистами, они были бы правы безоговорочно. Они ими стать не смогли и проиграли.

Многие из уцелевших смогли осознать и признать свою ошибку, будучи уже в эмиграции. Поэтому те из белых, кто не предавал Царя в феврале 1917 года и сражался не за партийные пристрастия, а за русскую Россию, вполне могут считаться русскими национальными героями, несмотря на их ошибки, тяжёлые и трагические для России и русских.

3. Отношение к нацистской Германии

Суть проблемы: тебе нравится НСДАП [210] – ты реакционер, не можешьприспособитьсяк современности, да к тому же «наши деды воевали». Ты против – ты «совок», «имперец», «поцреот», коммуняка. Многие, в том числе и я, считают, что Третий Рейх это не только «непатриотично», но просто моветон.

Правильный ответ, в общем, тоже очевиден. Тем не менее поясним более или менее подробно.

Если уж подражать немецким национал-социалистам в деталях, то идеологию и символику Третьего Рейха целиком, как она есть, брать ни в коем случае нельзя. Более того, даже нашу старую идеологию и символику – старой Русской армии, русских добровольцев, русских фашистов – нельзя брать. По меньшей мере, целиком (более или менее серьёзные заимствования надо признать необходимыми и полезными).

Почему? Посмотрим на логику немецких националсоциалистов. Они жаждали реванша, сидя на осколках Второго Рейха, вошедших в историю под названием «Веймарская республика». В их распоряжении была символика, оставшаяся от этого Рейха – солидная, внушительная, национальная, немецкая, многократно испытанная в течение Первой мировой войны. Они от неё отказались, позаимствовав лишь самые общие места (тевтонский крест, например). Они предпочли создать свою собственную. По двум причинам.

Прежде всего, нацисты претендовали на оригинальность и новизну. Что не менее важно, Второй Рейх в той войне: правильно, проиграл. Нацистам ни к чему были