порчу. Ересь же там, где сила обращается не во зло для ближнего, но в призыв Противостоящего. Если бы мы позволили каплям призывов переполнить чашу, Губитель вошел бы в мир, чтобы уничтожить его. Но мы век за веком опрокидываем ее на землю.

- Сейчас "заветники" замахнулись на королевскую кровь, - сказал Фиор. - Скоринг абсолютно уверен, что до совершеннолетия Араона он успеет...

- Если он преуспеет в своем замысле, не будет ни королей, ни тронов. Это плохо вяжется с его реформами, не находите? Кто станет удобрять пашню перед тем, как засыпать ее солью? Он просто опирался на еретиков, чтобы пробить себе дорогу к трону, а сейчас отвернулся от них. Вполне в их традиции - предательство благодетеля они не считают смертным грехом. - Архиепископ усмехнулся и стал похож на своего племянника. - Скоринг лжет присным, лжет самозванцу, ибо такой король ему удобен. Принц династии Сеорнов - не то, что опоенная кукла в поддельной короне, им крутить не удастся.

- Разве еретики не учат, что принявшие их кумира спасутся? - спросил Ларэ.

- Разве тебе не доводилось подманивать лошадь яблоком, чтобы взнуздать ее? Единственная цель Противостоящего - разрушение и уничтожение. Обещания его предназначены глупцам.

- Знает ли об этом герцог Скоринг? - Кертор, на голову которого свалилась куча тайных откровений из уст самого главы ордена Блюдущих Чистоту, кажется, впервые в жизни перестал притворяться светским бездельником и безобидным дурачком. Саннио прикусил губу, чтобы не улыбнуться: он выиграл спор с самим собой. В составной литской кукле была спрятана драгоценность, а не яичная скорлупа. - Что-то непохоже...

- Он может лгать и ближайшим присным. Не полагайтесь на их уверенность.

- А чего он вообще хочет-то? - Саннио окончательно запутался. Без герцога-регента все выглядело вполне логичным и связным, а вот персона Скоринга торчала в этом всем, как... как уд на лбу!

- Власти, - развел руками архиепископ Жерар. - Но не тщеславия ради, а для служения державе. Увы, он не понимает, что нельзя грязными руками лезть во чрево роженицы, дабы вырвать плод раньше начала схваток. Потому его следует остановить. Но это дела мирские, в дела богов же не вмешивайтесь!

4. Беспечальность - Собра

Я не верю тебе более, брат мой Ингальд; и более не назову тебя братом, ибо не брат ты мне. Лишь обманщик, помеха на пути, клоп, пиявка, присосавшаяся к ноге.

Руки твои полны силой, брызгами серебристыми срывается она с пальцев, льется живой ртутью. Ладони твои не вмещают ее. Ты щедро зачерпнул от чужого источника - но сила эта моя, и, мне принадлежа, не удержится она в твоей чаше.

Долго, долго верил я тебе. Долго позволял обмануть себя пустыми льстивыми словами, сладкими, как первый нектар с полевого клевера, обещаниями. Ты говорил мне - "Жди!", и я ждал. Ты говорил мне - "Готовься!", и я был готов.

Что же ты отводишь глаза, неверный, обманщик, чужак? Глаза твои лживого цвета, улыбка твоя - лишь отражение радуги в луже, но не сама радуга, поступь твоя обманчива, а замыслы не ведомы никому.

Силы в ладонях твоих довольно, чтобы открыть для меня дверь; молот мой занесен, и выкована молния, которая поразит сущее - но отчего же ты преграждаешь мне путь?

- Разве не пора? Разве не пробил час? - в последний раз спрошу тебя, дабы совесть моя была чиста, а сердце спокойно: я не предал тебя, я дал тебе возможность сказать мне правду.

- Нет. Смотри сам, брат мой Фреорн.

Раскидывает руки, плетет между пальцами радужную сеть видения - словно два луча света перемешиваются посредине, дробясь на осколки семь цветов. Радуга. Вот его истинная суть. Не мое серебро, не золото чужаков - радуга.

Серебром почти до краев налита сияющая сфера. Не хватает лишь малости.

- Разве долго взять эти крохи?

- Крохи? - сизая неверная поволока во взгляде плохо скрывает насмешку. - Смотри.

Капли падают в серебряную сферу, наполняя ее - но медленно, медленно...

Капли эти - чужие жизни, кровь невинных, боль отдавших свою жизнь, слезы умирающих. Сила, что собирают мои верные жнецы в пору урожая, зернышко к зернышку, слезинку к слезинке. Ртуть, серебро и хрусталь.

Неспешно, слишком уж неспешно заполняется сосуд. В чем здесь подвох? Где ложь? В какие потайные пазухи под черным плащом прячет он влагу? Мою влагу! Только мою!..

- Где же золото проклятых отродий, что заполнит чашу до краев?

- Верные нам пока не сумели добраться до него. Но что для нас время, брат мой? Миг короче вдоха. Прикрой глаза, а когда распахнешь их вновь - все уже будет готово.

Отводит взгляд.

Лжет.

- Передай мне то, что по праву - мое!

- Нет, брат мой. Еще рано.

- Это мое!

- Брат мой Фреорн, краткий миг спустя ты будешь благодарен мне. Ведь я не позволю тебе растратить даром то, что накоплено нами. Смотри!

И - как ни отталкивай посланное им видение, тонешь, тонешь, захлебываешься в сизом океане лжи, и нет ему дна, и нет опоры, ничего нет, только пронизывающее насквозь фальшивое откровение, слепящая радуга, разъедающий обман бесконечных зеркал, белых призм, впивающихся острыми лучами света.

Переплетение нитей со звуками.

Пульсирующий гул голосов, пестрядь лиц.

Судьбы смертных - что мне до них, для чего мне пить их сны и мечты, кошмары и надежды? Кто они для меня? Лишь опавшая хвоя под ногами, лишь пожухлая трава. Вскормленные верой в лишивших меня дома, вспоенные упованиями на вырвавших у меня сердце, зачем они мне нужны? Только для того, чтобы насладиться их страхом, когда обрушится на предавший меня мир молот моего возмездия!

- Смотри!

И я смотрю, смотрю, чтобы не утонуть, чтобы не перестать быть, потому что голос его - единственная опора в океане видений, захлестнувших меня, переполнивших грудь так, что не осталось места для вздоха.

Вот - верные мне, ничтожные капли среди бесконечного моря отступившихся, мерцающий жемчуг в глубинах вод. Как же мало вас, тех, кто помнит, тех, кто не забыл, не предал!

Вот - среди них пятеро лучших, каждый вскормлен с