что им оставалось делать? Дескать, на земле остались две силы: Антанта и Советская Россия. А силу надо уважать. И тут же утопили в крови восстание в Осетии. Теперь, когда Антанта обещает вооруженную помощь, коммунистов опять сажают в крепость. Все время приходится подавать ноты протеста. Я их разоблачаю, как только можно.

— Да, нелегкая у тебя жизнь.

— А мне всегда достается что-нибудь такое, чему и объяснения нет. Хе‑хе, мне пришлось присутствовать на приеме: в Тифлис приехали Каутский, Вандервельде, Сноуден — целый букет социал-предателей. Жордания хочет сдать англичанам Батум в аренду сроком на пятнадцать лет. Чхеидзе укатил в Англию договариваться. Недавно в Тифлис прибыл верховный комиссар Франции в Грузии мосье Шевалье. В беседе с журналистами Шевалье заявил о необходимости свержения Советской власти в Азербайджане и Армении и обещал пушки, солдат.

— Спохватился! Как им охота после Врангеля набивать себе шишки!

— Я ставлю вопрос о Грузии на Пленуме ЦК! Большинство рабочих Грузии сейчас идут за большевиками.

— Ну значит, господину Ною придется тикать, — сказал Фрунзе.

— А где сейчас Элиава? — спросил Куйбышев.

Киров оглянулся по сторонам, негромко сказал:

— Там! В подполье. Будет буря... Одиннадцатая армия готова ко всяким неожиданностям... Как поднимут восстание, так и пойдет, пойдет, родная...

У каждого из них были свои заботы. О личной жизни почти не говорили: жена, дети здоровы — ну и прекрасно, тыл обеспечен. Слишком много было политических вопросов, которые они собирались решить; следовало договориться, бить в одну точку.

Валериану Владимировичу стало казаться, будто он попал в самый центр некого самума, который крутит его и так и эдак. Судьба Грузии, Закавказья его всегда тревожила, так как это было там, почти рядом с Туркестаном, их разделял Каспий. А по воде ход быстрый: не успеешь оглянуться, как к твоим советским берегам подошла иностранная эскадра, ощетинилась пушками. Первый, кому в прошлом году по радио Валериан Владимирович сообщил о победе в Закаспии, был Киров. Это было как бы плечо друга: мол, выручаю тебя, копи силы для окончательного удара на своем Астраханском участке фронта.

Теперь, в марте двадцать первого, когда начал работу X съезд партии, грузинская эпопея Кирова завершилась так, как и предсказывал Фрунзе: в Грузии революция; по просьбе ревкома туда послана 11‑я армия; меньшевистское правительство бежало из Батуми на итальянском пароходе «Ферен Жозеф Мирилли», бежало, прихватив, конечно, народное золото и драгоценности. Орджоникидзе прислал телеграмму Ленину: «Над Тифлисом реет Красное знамя Советской власти».

А тогда, когда они встретились на съезде Советов, Киров очень волновался, ходил словно в воду опущенный, даже не острил, как обычно. Только один раз он изобразил, как Карл Каутский, кряхтя, начинает наставлять Ноя Жордания, называя его на заученном грузинском языке «князем демократии». А так как грузинские слова «азнаури» и «азнавири» — то есть «князь» и «осел» — очень сходны по звучанию, то Каутский все время величал Жордания ослом демократии. Фрунзе и Куйбышев хохотали от души. Оказывается, Каутский все еще жив и не так уж стар: ему всего шестьдесят шесть. А доживет он до 1938 года!

— А чего ты удивляешься, — сказал Киров, — жив Дюринг!

— Какой еще Дюринг?

— Ну тот, который «Анти-Дюринг». Евгений Дюринг.

— Да быть того не может!

— Представь себе. Враги марксизма страшно живучи.

— И чем ты это объясняешь?

— Отсутствием у них чувства ответственности за судьбы человечества. Они не разрывают себя на кусочки из-за того, что где-то в Мингрелии крестьяне сотнями мрут от голода.

— Так сколько этому «Анти»?

— Всего лишь восемьдесят семь годков. Аксельрод в сравнении с ним юноша: ему недавно исполнилось семьдесят. Бернштейну тоже семьдесят. Вот увидите: Керенский и Троцкий всех нас переживут.

— Ты, Мироныч, всегда оригинален.

— Врагам нашим нужно перепись всемирную устроить, чтоб все были на учете.

— Думаю, такую перепись Дзержинский проводит.

На съезде Советов Куйбышев впервые услышал об электрификации России. То был ленинский план, который Ильич назвал второй программой партии. Выла за стенами Большого театра вьюга, часто гас свет, делегаты беспрестанно потирали руки, зябнущие от холода, дули на них, а феерическое зарево будущего освещало их лица. За десять — пятнадцать лет восстановить разрушенную войной промышленность, оснастить заводы техникой, построить предприятия тяжелой промышленности — металлургические, машиностроительные, создать новые отрасли, восстановить транспорт. И все на основе электрической энергии! Голова шла кругом от обилия перспектив. И, как известное сказочное заклинание «По моему веленью, по моему хотенью», звучала формула: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны». Звучала непреклонно. И никому даже не приходило в голову, что в Советской России вырабатывается электроэнергии менее одного процента по сравнению с Америкой.

Куйбышев аплодирует, восхищается. Он еще не подозревает, что выполнять этот великий план партия поручит ему. Просто его с головой захватила широта ленинских планов. Ленинский выход из кризиса, разрухи. Одним ударом. Сжатая до предела мысль Ильича.

Некий волшебник стоит рядом и беззвучно нашептывает: погоди, еще не то будет! Например, Куйбышевская ГЭС. Знаешь, что это такое? То-то же. И никто из сидящих в зале не знает. Целая эпоха лежит между вами. К сожалению, и ты не увидишь ее величественной плотины, ее могучих турбин. Но это будешь ты, твоя революционная энергия. Она осветит весь край, приведет в движение автоматические линии заводов, невиданные агрегаты и комплексы. Это ты!..

А сейчас ты стоишь, в гимнастерочке, худой, со впалыми щеками, озябший, голодный, и аплодируешь ленинской мечте.

Но вот некто с хищной бородкой, нацеленной, как копье, в грудь Ильича, с глазами навыкате, с черными воспаленными губами, словно отодвигая от себя растопыренными пальцами этот нестерпимый свет из будущего, кричит:

— План Ленина нам не годится! Он нереволюционный! Мы не можем ждать пятнадцать лет, мы хотим сразу... Согнать всех в трудовые армии. Что? Неквалифицированный труд? Согнать всех рабочих и крестьян и заставить их работать... пулеметными методами. Это и есть наш «План хозяйственного возрождения России».

В перерыве они сталкиваются.

— А, это вы, эмир бухарский! — говорит Троцкий равнодушно. Куйбышев его не интересует, так как Куйбышев где-то там, в фантастической Бухарской республике, а следовательно, он выключен из фракционной борьбы.

Валериан Владимирович внимательно разглядывает кольцо на указательном пальце Троцкого: обыкновенное железное кольцо с камешком в виде грозди винограда. Куйбышев делает страшные глаза, наклоняется