Шрифт:
Закладка:
— Может, и знаю, меня так точно все знают и помнют,— открывая дверь, недовольным тоном ответила Людмила Кирилловна.- А раз извиняться пришла, тогда зачем лыбишься и ржёшь как кобыла? Разувайтеся при входе, у меня ковёр чистый.
Лена тут же поджала губы и опустила глаза в пол. Людмила Кирилловна с явным любопытством разглядывала гостей, пока они разувались в прихожей, а затем с важным видом двинулась в комнату и плюхнулась в старое кресло у открытой балконной двери. Едва гости вошли в комнату, как она, не предложив им сесть, спросила прямо и бесцеремонно:
— Ну и скока вы мне хотите возместить? Пенсия двенадцать тыщ была, так я ж ещё и страху натерпелась, давление два дня сбить не могла, пришлось к терапевту идти.
— В первую очередь я хотела извиниться,— начала Елена Андреевна.— Извиниться за себя и за Мишу. Из-за моего развода с мужем возникла это история, из-за которой столько слухов и вообще скандал. Миша, как и все его одноклассники, очень за меня переживал. Из-за этого нервного состояния он так резко отреагировал на ваши справедливые замечания. Именно за это я от всей души хочу попросить у вас прощения и принести свои извинения. Это целиком моя вина, но Миша тоже хочет извиниться.
— Извините меня, пожалуйста, Людмила Кирилловна, я правда не хотел вас обидеть,— послушно произнёс ученик заученную вчера фразу.
— Ишь ты какой шустрый! — обидеть он не хотел!..— усмехнулась бабуся.— А деньги зачем спёр? Совесть-то у тебя есть?
Штифлев с трудом сдержался, чтобы ничего не сказать в ответ. Лена гневно сжала губы и снова устремила взгляд в пол, с трудом сдерживая злость. Тут согласно тщательно разработанному плану в дело вступила Ксения:
— Людмила Кирилловна, вы же прекрасно знаете, что Миша не брал вашу пенсию. Давайте мирно…
— Чего? Да ты что — думаешь, что я брешу, что ли?! Да ты кто такая вообще? — гневно заголосила вздорная бабка.— Пошла вон с квартиры моей! Да я тебя щас…
— Стойте, подождите, прочтите сначала этот документ,— спокойно сказала Ксения Олеговна, протягивая хозяйке лист, который заранее достала из папки. Людмила Кирилловна брезгливо взяла бумагу двумя пальцами, внимательно посмотрела на печать и красивый цветной логотип, затем нашарила на столе очки, водрузила на нос и погрузилась в чтение. Через несколько секунд намалёванные карандашом брови скользнули вверх, и хозяйка возмущённо спросила:
— Ну и чё эта за филькина грамота? Причём тут телепередача вообще?
— Давайте по порядку,— спокойно сказала Ксения.— Я работаю в школе учителем, в ваш город переехала из Москвы — могу даже паспорт показать, если хотите. В столице у меня остались родители и родственники, среди них — дядя, который работает редактором на Первом канале, в том числе и в передаче «Пусть говорят». Когда я узнала историю Елены Андреевны, позвонила ему и предложила взять в качестве сюжета для передачи. Он согласился и прислал официальное приглашение, которое нужно, чтобы с работы отпустили. Пригласили не только Елену, но и Мишу — как ученика и очевидца событий. А теперь из-за вашего заявления,— не будем говорить громко, но мы все знаем, что оно ошибочное,— на программе не будет важного участника. Образовавшуюся паузу нужно будет чем-то занять, и я с удовольствием расскажу в прямом эфире, по чьей милости пострадал ни в чём не повинный ребёнок, которого к тому же воспитывает мать-одиночка. И фото ваше покажем для наглядности. И копия заявления вашего у нас есть. Представляете, какой вы станете знаменитой в нашем городе! Да не только в городе — вся страна эту программу смотрит! Представляете, какой успех?
Людмила Кирилловна побледнела до оттенка потолка, и Миша испугался, не перегнули ли они палку. Не дай бог случится у бабки инфаркт — и что тогда? — ещё и убийство по неосторожности припаяют! Но, слава богу, он ошибся, и жизни в зловредной старушенции оставалось ещё лет на двадцать. Она несколько секунд что-то отрешённо бормотала, затем глубоко вздохнула и произнесла:
— Я это… бывает, в общем… Ну приступ приключился, болею… давление, значит. Склероз и тахикардия. Я же в малярном цеху-то работала, нам молоко за вредность давали; инвалидка я почти. Могло и померещиться. Могли деньги за тумбочку завалиться, а я осерчала…
— Конечно-конечно! — кивнула Ксения.— Я уверена, что не по злому умыслу. Но вы же теперь заберёте свое заявление? Раз это всё — такое случайное недоразумение. А мы вас в прямом эфире упомянем. Скажем, что вы — добрая женщина и помогали Елене Андреевне, знаете её с детства, с мамой её дружили…
— Ой, а можно,— резко оживилась старушка, и глаза её яростно блеснули, словно и не было никакого приступа,— а можно и мне на передачу поехать? Ну, чтоб самой выступить. Я всё, что надо скажу,— скажу, что Леночку вот с таких годков знаю. Всем расскажу, что муж у ей мудак редкостный, а она хорошая. Я вот всегда эту передачу смотрю, а раз уж у вас там блат такой, так а вдруг получится?
— Ну не знаю, это сложный вопрос,— вздохнула Ксения.— Подождите пять минут, я пойду на кухню, дяде позвоню. Посмотрим, что он скажет.
Учительница с важным видом удалилась, а Миша и Лена опять старательно упёрли взгляды в пол. Лена с трудом сдерживала смех, поэтому достала из сумочки платок и стала старательно сморкаться, чтобы наблюдательная бабка ничего не заподозрила. Но та была так взволнована невероятным шансом, что привстала с кресла и вытянула шею в сторону кухни в надежде услышать благоприятные вести. Ксения Олеговна вернулась через две минуты и объявила:
— Можно и вам место выкроить, но нужно через сайт заявку подать. Бюрократия! — всё официально должно быть. Я на Елену Андреевну тоже подавала, хоть она и в передаче главная героиня.
— Ой, ну подай! Подай, милая! Я заплачу, если надо, деньги-то есть, на всякий случай отложены,— торопливо залепетала Людмила Кирилловна.— Я ж понимаю: во всём порядок должен быть, как в поликлинике. Нужен талон — берите талон.
— Мы можем прямо отсюда подать, у вас же компьютер к Интернету подключён? — сочувственно спросила учитель истории, всем своим видом выказывая искреннее желание посодействовать «инвалидке» в получении минуты славы.
— Да-да, есть Интернет, конечно! Давайте сразу, чё ж откладывать-то, вдруг местов не будет! — обрадованно закивала хозяйка.— Вы присаживайтесь пока — хоть