древним знаком рода Тюдоров, владевшим обширными землями в Британии, когда тут еще не было ни англов, ни саксов, ни норманнов; а переплетенные в лапах дракона алая и белая розы напоминали о том, что знатные британские семейства, дотоле смертельно враждовавшие друг с другом, примирились именно под властью нового короля.

– Мой царственный брат Филипп хочет разорвать переплетенные розы, – сказала Елизавета, усаживаясь в обитое шелком кресло и взглянув на герб. – А пуще того, ему хотелось бы сжечь их и развеять пепел по ветру. У него прямо страсть какая-то сжигать все и всех.

Сэр Ульям позволил себе улыбнуться:

– Это болезнь, ваше величество.

– Вы думаете, милорд? – засмеялась Елизавета. – Может быть, может быть… Будучи ребенком, Филипп сжигал на кострах кошек и собак, а когда вырос, принялся за людей. Однако по его виду не скажешь, что он жесток: у него приятная внешность, любезное обхождение, учтивая речь. Не говорю уже о его образованности: он перечитал все сколь-нибудь известные книги, знался с лучшими умами Европы, ему посвящали свои труды ученые и писатели. Помню, когда он женился на моей сестре Марии и приехал жить к нам, я был потрясена глубиной его суждений; я не знала и сотой доли того, что знал он… Вот и решайте после этого: то ли болезнь порождает высокий ум, то ли высокий ум порождает болезнь.

– Однако вы совершенно здоровы, ваше величество, – возразил сэр Уильям.

– То есть глупа? – с усмешкой взглянула на него Елизавета.

– Ваше величество! – возмущенно воскликнул сэр Уильям.

– Каждый мужчина считает, что женщина глупее его, – продолжала Елизавета. – Филипп тоже полагал, что я не пойму, для чего он хотел жениться на мне после смерти моей сестры. По его мнению, я не могла ему отказать хотя бы из чувства благодарности: ведь он спас меня, когда я была обвинена в заговоре против Марии и заключена в Тауэр. Для чего он это сделал? Из политического расчета? А возможно, он был ко мне не равнодушен? Порой мне казалось, что Филипп любит меня, но, как бы ни было, не любовь двигала им, когда он делал мне предложение. Пусть я и глупая женщина, однако я понимала его истинные цели: он хотел сохранить Англию под своей властью и не допустить восстановления у нас евангелической веры.

– Это так, ваше величество, – кивнул сэр Уильям.

– Вы могли хотя бы из вежливости сказать, что Филипп любил меня, – с нарочитым укором произнесла Елизавета. – Нехорошо разочаровывать женщину в таком деле.

– Но у вас мужской ум, ваше величество, – сказал сэр Уильям с великим почтением.

– Вы, наверно, думаете, что это комплимент? Вы возвысили меня до мужчины? Благодарю вас за столь высокое мнение, милорд, – Елизавета изобразила поклон. – Однако оставим шутки, поговорим о серьезных вещах… Мы дали повод Филиппу для еще одного обвинения нас в неблагодарности. Чем это закончится?

– Войной, – ответил сэр Уильям.

– Неизбежно?

– Полагаю, что да, ваше величество.

– Ну, что же, мы того и желали, правда? – Елизавета посмотрела на сэра Уильяма и сэра Френсиса. – Но давайте, все же, повторим, милорды, для чего нам нужна война с Филиппом, и как мы должны к ней готовиться. Господин лорд-канцлер, прошу вас.

– Благодаря заботам вашего отца и вашим, – сказал сэр Уильям, сделав паузу и посмотрев на королеву, – Англия окрепла, ее хозяйство стремительно развивается, государственная казна наполнилась. Нам теперь уже тесно на нашем острове, мы выросли из своей детской кроватки, – извините за такое сравнение. Да, мы выросли и нам нужен простор, но куда бы мы ни взглянули, везде нас стесняет огромная империя вашего царственного брата. Наши интересы идут вразрез с его интересами, усиление Англии – прямая угроза для его империи. Не надо забывать и о том, что для маленькой Англии очень важны также заморские владения, но путь туда нам опять-таки преграждает король Филипп.

– Вы забыли о нашем религиозном долге, – заметила Елизавета. – Я повторю то, что сказала послу: мы не можем оставить на растерзание инквизиторам и фанатикам-папистам наших братьев по вере. «Христос на нашей стороне, он с нами в праведной войне», – поют гугеноты во Франции и они правы. Вообще, следует чаще вспоминать о нашем служении Спасителю в грядущей войне с Филиппом и реже – о меркантильных интересах нашей державы. Война – низкое дело, но она должна вестись под высокими лозунгами. Люди готовы умирать во имя высоких идей, однако не хотят расставаться с жизнью из-за чужого кошелька.

– Ваше замечание совершенно справедливо, ваше величество, – поклонился королеве сэр Уильям. – Что же касается военных приготовлений, то они у нас идут полным ходом, как вам известно. Уже сейчас мы располагаем кораблями, которые способны успешно сражаться с испанскими. Наш флот растет и через год-два мы не побоимся нападения испанцев: мы разобьем их на море и не допустим вторжения в Англию.

– Умоляю вас, не сглазьте, сэр Уильям! – воскликнула Елизавета. – Не надо искушать судьбу.

– Да, ваше величество… Позвольте сказать, в заключение, что наши братья по вере, о которых мы упомянули, достаточно успешно воюют с испанцами во Франции, Голландии, Фландрии, Чехии и в других областях Европы. Они оттягивают значительные испанские силы, а наши доблестные моряки в то же время не дают покоя испанцам на морских путях и в гаванях. Это все послужит значительным подспорьем нам в войне с королем Филиппом, – закончил сэр Уильям.

– Благодарю вас, милорд… А что скажите вы, господин начальник секретной королевской службы?

– Я вам докладывал три дня назад, ваше величество, – коротко сказал сэр Френсис, сделав шаг вперед.

– Разговаривать с вами – одно удовольствие! – усмехнулась Елизавета. – Да, вы докладывали мне, но я прошу повторить основные положения вашего доклада.

Сэр Френсис вздохнул:

– Слушаюсь… Наши зарубежные агенты сообщают, что в Европе недовольство политикой короля Филиппа приняло всеобщий характер. Испанский двор не смог усилить свое влияние в европейских государствах. Наши агенты контролируют все тайные каналы связи испанцев и решительно пресекают попытки создать союз против нас. Королю Филиппу не удастся найти союзников для борьбы с нашей страной.

– Вы уверены в этом, милорд? – спросила Елизавета с