Королевства, содержал ряд послаблений. Прежде всего, было отменено его самое жестокое положение — призыв на военную службу несовершеннолетних или кантонистов. Возраст призыва был установлен от двадцати до двадцати пяти лет, а мальчиков в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет призывали только тогда, когда сами родители желали предложить их в качестве замены своим старшим сыновьям призывного возраста. Тем не менее для польских евреев, никогда не знавших воинской повинности, военная служба продолжительностью в четверть века, демобилизовавшаяся в чужой русской среде, казалась ужасной жертвой. «Соборная коллегия» Варшавы, узнав об указе, направила в Петербург депутацию с прошением о предоставлении евреям Королевства равных прав с христианами, ссылаясь на закон 1817 г., в котором прямо говорилось, что евреи быть освобождены от личной военной службы, если они лишены равных гражданских прав. Ходатайство, конечно, оказалось бесполезным; сам термин «равноправие» еще отсутствовал в русском лексиконе.

Лишь в отношении инвалидности польские евреи постепенно уравнивались со своими русскими собратьями. В 1845 г. русский закон о взимании налога с традиционной еврейской одежды распространился в своем действии на польских евреев, обрушившись с силой настоящего бедствия на хасидские массы Польши. К счастью для евреев Польши, другие эксперименты, которыми упивался Петербург в тот период, не затронули их. Кризисы, связанные с проблемами еврейской автономии и еврейской школы, грозившие разрушить русское еврейство в сороковых годах, были преодолены польскими евреями примерно двадцатью годами раньше. Более того, польские евреи имели преимущество перед своими русскими собратьями в том, что упраздненный кагал все-таки был заменен другой общинной организацией, как бы урезанной она ни была, и что светская школа не навязывалась им так жестоко, как Школы Российской Короны были навязаны евреям Империи. В целом участь польских евреев, как ни печальна она была, все же можно было бы назвать завидной по сравнению с положением их собратьев в черте оседлости, где бесправие евреев в тот период часто граничило с мученичеством.

ГЛАВА XVI ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ РОССИЙСКОГО ЕВРЕЙСТВА В ПЕРИОД ПЕРИОД ВОЕННОЙ ДЕСПОТИИ

1. БЕСКОМПРОМИССНАЯ ОТНОШЕНИЕ РАВБИНИЗМА

Российское правительство не оставило ничего несделанным, чтобы разрушить старый еврейский образ жизни. Деспотическое царство, чье невежество в отношении еврейской жизни равнялось лишь его враждебности к ней, подняло руку, чтобы нанести удар не только по устаревшим формам, но и по прочным историческим основам еврейства. Система воинской повинности, которая ежегодно вырывала тысячи юношей и парней из лона их семей, казармы, которые служили миссионерскими домами, метод стимулирования и даже принуждения рекрутов, создание Коронных школ для той же тайной цели, отмена общинной автономии, гражданское лишение избирательных прав, преследования и угнетение — все это было направлено против цитадели иудаизма. И древняя цитадель, продержавшаяся тысячи лет, снова устояла, а защитники в ее стенах, стремясь отразить удары врагов, успели не только замазать бреши, но и вход свежего воздуха извне. Если правда, что, проводя свою систему опеки и угнетения, русское правительство действительно руководствовалось желанием привить евреям толику европейской культуры, на которую Россия Николая I могла претендовать, то оно, безусловно, добился обратного тому, к чему стремился. Рука, наносящая удары, не могла распространять просветление; молот, поднятый для того, чтобы сокрушить еврейский сепаратизм, только ожесточил его.

Преследуемые евреи жадно держались за свой старый образ жизни, ставший объектом нападок их врагов; они цеплялись не только за его прочный фундамент, но и за его устаревшую надстройку. Деспотизм истребления извне уравновешивался деспотизмом сохранения изнутри, той жесткой дисциплиной поведения, которой массы подчинялись безропотно, хотя ее ярмо должно было тяготить немногих, заблудших предвестников нового порядка. вещи.

Правительству удалось разрушить еврейскую общинную организацию и лишить кагал всей его власти, низведя его до своего рода отряда для захвата новобранцев и вымогательства налогов. Но в то время как еврейские массы ненавидели старших кагалов, они сохраняли веру в своих духовных лидеров, раввинов и цадиков. Прислушиваясь к приказу этих лидеров, они сомкнули свои ряды и оказали упорное сопротивление опасным культурным влияниям, угрожавшим им извне.

В жизни господствовали жестко консервативные принципы. Старая схема семейной жизни со всеми ее патриархальными пережитками осталась в силе.

Несмотря на закон, закрепленный в Статуте 1835 г., устанавливавший минимальный возраст жениха в восемнадцать лет (а невесты в шестнадцать), практика ранних браков сохранялась по-прежнему.

Родители устраивали браки между детьми тринадцати и пятнадцати лет.

Мальчики школьного возраста часто становились мужьями и отцами и продолжали посещать хедер или ешибу после свадьбы, отягощенные тройной опекой отца, тестя и учителя. Подрастающее поколение не знало сладости молодости. Их молодость увядала под тяжестью семейных цепей, гнетом нужды или материальной зависимости. Дух протеста, стремление к омоложению, утвердившееся в некоторых юношеских душах, было задавлено в тисках проверенной веками дисциплины, продукт долгих веков. Малейшее отклонение от обычая, обряда или старых привычек мышления каралось сурово. Короткий пиджак или подстриженная борода считались признаком опасного вольнодумства. Чтение книг, написанных на иностранных языках или даже написанных на иврите, при рассмотрении светских предметов навлекало на виновного неисчислимые трудности. Школьное образование привело к тому, что мужчины были совершенно непригодны для борьбы за жизнь, так что во многих семьях энергичные женщины брали на себя управление бизнесом и становились наемными работниками, в то время как их мужья блуждали в лабиринтах спекуляций где-то в углубления раввинистического Betha-Midrash или хасидского Klaus.

В Литве вся умственная энергия еврейской молодежи была поглощена талмудизмом. Синагога служила «домом учебы» вне часов, установленных для молитв. Там местный раввин или частный ученый читал лекции по Талмуду, которые слушали хозяева ешибы. бахуры. Великие иешибы Воложина, Мира, и других городов выслали тысячи раввинов и талмудистов. Превыше всего здесь ценились ментальность, эрудиция, диалектическая тонкость. Но как только разум, подогретый талмудической диалектикой, направлял свой острие против существующего порядка вещей или поворачивался в сторону живого знания, «посторонних наук», его останавливали угрозами отлучения и преследование. Многие были жертвами этой окаменевшей среды, чьи протесты против старого порядка вещей и чьи стремления к новой жизни были пресечены в зародыше.

Поучительна в этом отношении судьба одного из самых замечательных талмудистов своего времени, раввина Менаше Ильера. Большую часть своей жизни Ильер провел в местечках Сморгони и Илья (отсюда его фамилия), в Виленской губернии, и умер от холеры в 1831 году. обладая огромной эрудицией и строгим благочестием, Менаше усердно стремился расширить их кругозор и сделать их более склонными к умеренной свободе исследований и более трезвому взгляду на жизнь. Но его путь был усеян терниями. Когда однажды он изложил перед своими учениками вывод, к