— Попробуй еще раз, — говорю я ровно. Он снова протестует, лжет сквозь фанеру, и я отрываю еще один ноготь кончиком лезвия. Когда я подвожу нож под третий и поднимаю, он, наконец, сдается.

Я почти смеюсь. Дети, которых он похищает, выдерживают пытки дольше, чем он, что говорит о том, что Марк всегда был слабым.

— Так, стоп, стоп! — Я делаю паузу, поднимая бровь и ожидая продолжения. Его дыхание неровное, слезы и сопли стекают по его лицу. Нервно облизывая губы, он признается: — Некоторых детей мы берем с собой, и ведем их в подпольный клуб.

Сибби подходит ближе, ее лицо заморожено, когда Марк признается в своих грязных грехах. Я бросаю на нее предупреждающий взгляд, чтобы она отступила, прежде чем переключить свое внимание на Марка.

— Где это место? — Я спрашиваю спокойно, хотя под кожей кипит жар. Мне требуется контроль, чтобы сохранить ровный голос.

— Туда можно попасть только через частный джентльменский клуб «Спаситель». Тебе нужен специальный доступ, чтобы даже попасть в клуб, не говоря уже о том, чтобы получить доступ к…, — он прерывается, и кажется, что с трудом подбирает слова. Наконец, он выдавливает из себя следующие слова. — Чтобы получить доступ в подземелье.

В моей груди нарастает рык, но я сдерживаю его. Моя рука почти дрожит от желания вонзить этот нож глубоко в его горло, но я воздерживаюсь.

— Да? И что ты делаешь в этом подземелье?

Его глаза нервно смещаются, а рот беззвучно хлопает.

Одним быстрым движением я сбиваю гвоздь, под которым находился мой нож. Ответный крик мало помогает унять ярость, ползущую по моему телу.

Я буду наслаждаться убийством этого человека. Его мучительные крики, когда его тело медленно умирает, будут моей колыбельной, когда я засну сегодня ночью.

Только когда я помещаю нож под очередной ноготь, он наконец-то говорит что-то ценное. Багровые струйки стекают с руки Марка, но я едва начала по-настоящему заставлять его истекать кровью.

— Подождите! Я сказал, подождите, черт возьми! — Я снова поднимаю на него бровь, призывая его продолжать. — Мы… мы проводим над ними ритуалы. — Он поджимает губы, на его красном лице появляется страдальческое выражение. — Так мы принимаем присягу в тайном Обществе. Мы должны провести ритуал и выпить кровь девственницы.

Он подтверждает, что они делают с детьми, причастность правительства, и я убеждаюсь, что он уточнил, что двое мужчин, оставшихся дышать рядом с ним, являются частью этих чертовых ритуалов. Приходится ударить Джека ножом в бедро, прежде чем он признается в своих грехах, но Миллер признается сразу, не желая страдать, как Джек и Марк.

— Теперь я могу играть, Зед? — нетерпеливо спрашивает Сибби, сидя рядом со мной. Она трясётся от потребности убивать, и в этот момент я могу сравниться с маленькой Истребительницей демонов. У нас одна и та же миссия, а именно — убить несколько поганых личностей.

— Иди вперед и повеселись с этими двумя. А мне нужно сначала выведать еще пару вещей у старого доброго Марка, — уступаю я, кивая в сторону Джека и Миллера.

— Если вы меня не отпустите, я вам больше ничего не скажу! Ничего! — кричит Марк, в отчаянии приближаясь к смерти.

— Ты слабый человек, Марк. Ты расскажешь мне все, что я захочу, когда боль станет слишком сильной. Ты либо умрешь медленно, либо быстро.

Сибби радостно подбегает к ним и первой набрасывается на Джека. Она полосует его по лицу, и ему требуется огромное усилие, чтобы не обращать на нее внимания. Особенно когда ее щеки пылают так ярко, что я вижу это сквозь макияж.

Клянусь Богом, если она кончит прямо передо мной, я уйду.

Я наклоняюсь, становясь на уровне глаз Марка, и прижимаю нож к его члену. Инструмент, который он использует для пыток маленьких детей, определенно получит нож, вонзившийся в него сегодня вечером, пока он еще дышит.

— С кем ты говорил об Адди? — спрашиваю я.

Марк запинается, его взгляд постоянно устремлен на мучения его друга. Трещит кость, за этим следует громкий крик боли Джека.

Я еще глубже погружаю нож. Глаза Марка возвращаются к моим при явной угрозе.

— Сосредоточься на мне, Марк, — мрачно говорю я. — С кем ты говорил об Адди?

Облизывая губы, он спрашивает:

— В каком смысле?

— В любом, которое связано с тем, что вы похитили мою девочку и продали ее, как вы планировали сделать до того, как я вошел. Говорил ли ты о ней с кем-нибудь, связанных с этими ритуалами или Спасителем?

Я знаю ответ еще до того, как он откроет свой гребаный рот и скажет его. Его глаза тускнеют, когда он понимает, что сейчас ему придется испытать еще большую боль.

— Да, — шепчет он.

Я теряю самообладание всего на секунду — достаточно, чтобы зарычать и ударить его ножом по груди.

Он кричит, его лицо краснеет от мучительной боли, но я еще не закончил. Ни в коем случае.

— Кто? — рявкаю я, теряя контроль над зверем, грозящим вырваться из моей груди.

Когда Марк продолжает стонать от боли, я снова наставляю нож на его член и резко втыкаю его. Достаточно, чтобы порвать кожу, но не настолько, чтобы причинить реальный ущерб.

И все же.

— Хорошо, хорошо! — кричит Марк, его глаза расширяются от боли.

— Кто?! — бум. — Мне нужны чертовы имена, Марк.

Он фыркает, но называет имена, которые мне нужно знать. Имена людей, проводящих ритуалы. Имена, которые, более чем вероятно, являются псевдонимами. Но это только начало.

Он признается, что никогда раньше не видел их лиц, и все общение происходило по видеосвязи, где они были скрыты тенью в темноте.

Это какое-то тайное подпольное правительство, и, судя по бредням Марка, они имеют гораздо больший контроль над нашим правительством, чем я думал.

Президент — всего лишь марионетка, а эти люди, называющие себя Обществом, — они обладают реальной властью.

— Скажи мне, почему ты это сделал, Марк. Почему ты настаивал на том, чтобы пойти за Адди, когда знал, что она моя?

Его подбородок дрожит, этот кусок плоти — воплощение жалкого старика.

— Она уже была помечена.

Мое сердце падает, стуча по позвоночнику, как сдутый баскетбольный мяч, катящийся вниз по лестнице.

— Я сфотографировал ее, потому что она показалась мне знакомой. А когда она назвала мне свое имя, я понял, что она была целью Общества. Получилось так, что они случайно позвонили мне, и я им все рассказала. Она… она стоит кучу денег, мужик. И она нужна Обществу. Для них не имеет значения, кто ты — даже не имеет