— Не жалуются, — вздыхал в ответ Сумарок. — Прости, в следующий раз розно ляжем, не хотел тебя тревожить.

Уснул чаруша только под утро, но выспался — привык мало дремать. Амуланга же зевала до слез, ворчала. Сумарок ее пожалел, в стряпущей упросил горьких зерен столочь да сварить, тем напитком со сливками да медом потчевал мастерицу.

Амуланга, морщясь с непривычки, подношение выпила, а спустя малое время приободрилась да раздобрилась.

К удивлению Сумарока, не они одни чуть свет поднялись: уже толпился народ на взгорочке, на крутом бережочке, ровно ждал чего-то.

— Утром ветер вверх, с земли идет, — коротко, сухо проронила Амуланга в ответ.

Сказала и скрылась.

Вздохнул Сумарок. Стал вместе со всеми глазеть.

— Начали! Начали! Эх, братцы!

Охнул чаруша, попятился, когда начал горбыней вздыматься, воздвигаться из-под берега пузырь хрустальный.

— Что за штука такая? — справился у ближнего розмысла.

Тот бороду огладил, прищурился, следя за пузырем.

— А новину пытает наш брат. На какую вот высоту шар взберется…

Сумарок со всеми вместе голову задрал. Солнце уже лучи палючие по воде кинуло, а шар все парил, не торопился гибнуть.

Тут и Амуланга вернулась, светилась довольством.

— Вот ты, Сумарок, под какую бы надобность эту штуку приохотил? — спросила, в бок толкнув.

Сумарок задумался.

— Ну, вот если заплутает кто в лесу, например, а его ищут, так он мог бы шарик такой вверх отпустить, чтобы по нему опознали… Или, или если помощь кому нужна, еда там, вода али снадобье — так к шарику малый кулек или корзиночку подвязать, и так отправить. Можно еще наделать таких целый веник, чтобы пестрые да мелкие, детям раздать, вот им радостно будет!

Амуланга прихватила себя за подбородок.

— Неплохо, — признала, — люба мне мысль твоя про корзинку. Ежели шар поболее сыскать, то и человека, поди, поднимет? Чем не Качели Высоты?

Засмеялась коротко.

— А я вообще мыслила начинять шарики эти порохом злым да отправлять на стан вражеский. Там шарики лопались бы, а зелье…

Осеклась, увидев, как смотрит на нее Сумарок. Крякнула, да рукой махнула, не договорив.

После спытаний вновь своим чередом ярмарка пошла. Сумарок с мастерицей погуливал, оглядывался с интересом, присматривался к оружейному промыслу. Кладенец свой он бы ни на что не променял, но к новшествам любопытен был.

Амуланга речи мудреные с розмыслами вела, а Сумарок, до того праздно глазеющий, вновь уши навострил.

Стук-стук-стук. Скрип-скрип-скрип. Будто ногтем вели…

Огляделся украдкой, однако же никто больше не встревожился, не вскинулся..

Неужель и правда, в одной моей голове стучит, подумал смятенно.

А тут стук будто начал отдаляться неспешно. Сумарок осторожно за ним пошел. Так, мало-помалу, добрался до лабазов. Там уже — замки, не всякий возьмет. Приметил тут Сумарок — на лабазах красны перышки намалеваны. Попомнил слова купцовой дочки: отыщи меня, мол, как к Лукошкам пристанешь.

— Ты чего, парень, здесь шатаешься, а?

Подступил к нему коряжистый молодец: справно одетый, лицом строгий, но чистый, телом крепкий да ладный, только в ноге изьян, не гнулась, ровно патанка…

Сумарок поглядел на смурного сторожа, но не сробел, шагом не попятился.

Так молвил:

— Знакомую ищу.

— Какову эту? — усмехнулся сторож. — А ну-ка, ступай отседова, или я тебя со своей знакомой сведу, Дубинушкой прозывают…

Сумарок руки поднял.

Снова в насмешку, простучало — кажется, из-за самых дверей.

— Чьи лабазы хоть?

— Тебе какое дело? Давай, уходи добром, иначе, видит Коза…

Драки затевать Сумарок не собирался, поспешил досказать:

— Я Красноперке давний приятель, велела отыскать, как до лугара доберусь. Скажи, где пристала она? А то, может, знаешь, через кого весточку передать…

Лицо у парня на те слова прояснилось, брови черные разошлись.

— Ааа, так ты, что ли, тот самый удалец, что от лихих людей барышню нашу выручил?

Хмыкнул Сумарок.

— Уж и выручил. Сама бы всех порешила, и без моей послуги, нешто не знаешь ее.

— А то! — захохотал сторож, дубинушку опустил. — Уж она крутехонька, наша Красноперка! Мала птичка, да коготок востер! Семь шкур спустит. Добро, дам тебе провожатого, вживе сыщешь… А то — погодь маленько. Сама должна явиться.

— И то верно, что не обождать, — подумав, кивнул Сумарок.

Так рассудил: Амуланга, поди, наново лясы-балясы с Кулебякой точит, ей с ним куда поваднее, что ж ему при тех беседах репьем болтаться?

И часу не миновало, явилась хозяйка: верхом, как мужичка простая. Увидала Сумарока, закричала радостно:

— А, сыскал-таки! Добро! Вот, Слуда, гляди, этот молодец от смерти меня упас!

Поспешил Слуда навстречу, коника доброезжего за уздцы споймал. Хозяйку легко за стройный стан прихватил, помог спешиться. Красноперка улыбнулась благодарно. Подначальный побелел, глаза отвел.

— Пойдем, Сумарок, теперь покажу тебе, каков мой замысел о холодненьком…

Отомкнул Слуда с поклоном замки тяжелые, отворил двери дубовые: открылся лабаз, пуст-пустехонек.

Сумарок моргнул. Одна солома пол укрывала, житнички весело шебуршали, да всякий хлам по углам лежал…

Красноперка с усмешкой покосилась на Сумароково вытянутое лицо, повела за собой. Там соломку сапожками раскидала, кивнула на кольцо.

— Подсобишь?

Сумарок ухватил железную баранку, потянул. Открылся лаз. И странное дело: не пахнуло землей глубокой, утробной, миром бессолнечным. Чистый, сухой запах вышел, как из горницы, льдом убранной да ветром морозным выметенной.

— Нешто, те самые ходы?

— Они, они… Чуешь, знобко? В таком вот подземье вину и доспевать следует. Ну-ка, посторонись, я первая сойду, тут лестничка, ты за мной ступай…

Друг за другом спустились. Ждал Сумарок темноты, да не случилось.

— Или волоты? — спросил, трогая земляной камень в жилах-полосах самосветных, что ходы те складывал.

— Не ведаю, — шепотом созналась Красноперка. — Я тут мало еще гуляла, одна, слышь-ко, побаиваюсь…Чуешь ли, какая тишина? Ровно в Пустынь, али перед рассветом.

Прошли еще, свернули: показала ему купчиха нору, в рост человеку, просторную да привольную. Сумарок оглядел ее.

— Дивное дело, не казалось мне, что так глубоко под землю мы сошли…

— Я в прошлые разы тоже гадала, как такое может быть. А еще, знаешь, ровно времечко иначе тут бежит. Гуляла, по разумению, мало час, выбралась — а там Слуда мечется. Потерял меня, а день уже и к