Поднялся, развернулся к кнуту Железнолобому.

— Еще раз, — сказал упрямо, поднимая руки.

…в повороте рассек грудину, толкнул прочь, а там другой подлетел, ножом замахнулся. Сумарок перенял руку оружную, кисть вывернул, по рукояти ударил и — клинок в кадык хозяина аккурат зашел, всем полотном сел.

За плечо рванул, укрываясь — дважды крупно вздрогнуло тело, когда впились в мясо стрелы-сорочьи перья. Отбросил мертвяка на подскочившего супротивника, сам кувырком ушел, снизу же подрубил ноги разбойнику с сорокой на плече.

Перекатился еще, когда обрушился цеп молотилки с грузом, ежом колючим. Поймал цепь, на ней же подтянулся, ноги выбросил, дугой вскочил, с маху сеченем в шею супротивника ударил.

Развернулся, лягнулся, отталкивая поединщика, подхватил цеп из мертвой руки, крутанул высоко — ударило яблоко шипастое по голове разбойной, сняло шапку костяную.

Тут все и кончилось.

Четверо мертвы были, пятый кончался.

Сумарок быстро оглядывался, еще чуя, как горячо подергивает мышцы.

Вот уж истина, подумал мельком. Толком не размышлял, действовал, как выучили. Вдолбили намертво науку.

За деревами мягкими стоял возок. Завидный, богатый, расписной: на двери его два перышка красных ярко горели.

Подступил к нему Сумарок, дверцу отпахнул — и едва увернулся, когда над ухом стрела мелькнула.

Смотрела на него девушка в богатом уборе. Остро, пытливо.

Сорока снаряженная на руке ее плотно сидела.

Молча друг на друга таращились, покуда не признала Красноперка знакомца.

Выдохнула, расслабила губы. Шесть пальцев показала, бровь подняла.

Пятеро, подумал Сумарок, пальцы ответно растопыривая…

Вскинула руку девушка — и за спиной воздух качнулся, будто что грузно обвалилось.

Сумарок оглянулся, вновь на Красноперку поглядел.

Шестеро.

Красноперка не простой девой-богатейкой была. Купцу Мокию, первому рыбнику, дочка моленная, единственная, она и ум унаследовала отцовский, и хватку, и сметку. С малых лет при нем состояла. Прочие отцы сыновей ждут, а этот дочкой не нахвалится. И пригожая, и разумница, будет кому нажитое оставить, а пуще того — дела передать.

Собой девка видная, немало охочих на такую невесту, а только Красноперка сама выбирала, с кем ей гулять, и на людей за тем не оглядывалась.

Имечко ей пристало по возрасту: точно река Красноперка, была дева нраву непростого. Непокорливая, своеобычная, упрямая; то смирницей глядит, ровно плес тихий расстилается; то рычит, словно волна на перекатах; круто поворачивает; поди знай, где омуты-тягуны, где брод. Во всем большой реке подобная, даже мастью взяла.

Свое дело завела, с отцова согласия: взялась ладить паутину пересыльную. Чтобы, значит, от лугара к лугару, от узла к узлу, от дебрей до войд — любая передача из рук в руки летела. Раньше-то как, раньше, коли нужда, так с попутными передавали, на авось надеялись… Красноперка иное правила.

На первых порах куда как тягостно было: и прибытки не прытки, и много билась, покуда наладила. Зато нынче на дорогах можно было и гонца повстречать в шапке с красными перышками, а то целый возок груженый, под охраной строгой.

Что говорить! Цельные ладьи снаряжала Красноперка, к цугу присматривалась…

Полной хозяйкой сама себе сделалась. За что не возьмется, все в руках у нее спорится да яглится. Отец только радовался. Помогал, чем мог, советовал, коли спрашивала, а то и журил, если оплошка какая у дочки случалась.

— Ох, Сумарок, Коза тебя мне пожаловала, — голос у Красноперки был глуховатым, низким.

Сумарок слышал, как плескала вода, как шуршал женский убор: прибиралась тут же, за перегородкой шелковой.

Иная дева опосля такого случая неделю бы логом лежала в беспамятстве. А этой — что с гуся вода. В ближнем дому странноприимном комнату под себя взяла, умылась чисто, платье сменила, венец новый вздела — и готова.

Не того девица была складу, чтобы выть да причитать.

Волчица, красная лисица, даром что бела да румяна.

— Я сама хороша, вздумала малой дорогой прокатиться, охраны не взяла, куда! Разнежилась. Отродясь тут лиходелов не водилось, откель занесло голубчиков, неужели навел кто… Это — вызнаю. Одного как раз прихватили, кому ты ноги подсек.

Вышла к нему, запястья богатые на рукавах кисейных, сборчатых, оправляя. Блестели пуговки на сарафане парчовом — тонкой нитью тот сарафан расшит был; душегрея из меха рыбьего, снежными искрами переливалась; сапожки с крутыми носами, с подковками звонкими, позолоченными. Венец в волосах радугой-дугой играл.

Сумарок только вздохнул, головой качнул, красотой девичьей любуясь.

Хороша была Красноперка: и статью вышла, и телом крепка да сдобна, и бровями разлетными взяла, и устами червлеными, и глазами — что вишня… Волосы шумной волной бежали, блестели, точно медь с медом.

Лицом бела, кругла, и веснушки по нему, да не как у Сумарока — словно кто кровью в лицо брызнул-припятнал, а ровно пыльца золотистая… Девицы иные старались те звездочки самоцветные вывести, а Красноперка примету свою любила.

— Что же стая твоя девичья? — молвил Сумарок.

Знал, что мужчинам не слишком Красноперка верила: и охранницы у нее были сплошь все бабы, и прислужницы ближние.

— Вперед послала, — вздохнула, подсела к столу, к самовару потянулась. — Одну только возницу и оставила, ее, сердешную, первой и срубили. Дура я. Заманили на свиданьице, как пса на обрезки. Расплохом застали…

Повздыхала еще, тут же нахмурилась.

— Ты сам-то за какой надобностью путь держишь? Или сущ следишь?

— В работники иду. Зима скоро, мне бы к жилью ближе.

Красноперка гостю полный стакан чая подала, сама угостилась.

— Ох, Сумарок, не дело, что ты без дома, без семьи мыкаешься, ни кола ни двора, по лесам-долам привитаешь. Хоть бы зимушку-избушку поставил. А то давай я справлю? Хороший домик, приберу на богатую руку…

Смутился Сумарок тех речей.

— Благодарствую, Красноперка, только ни к чему. Скажи лучше, саму какая нужда погнала в дорогу? Или по ладейному делу?

— Верные твои слова, догада, именно что по ладейному. Ярмарка мастеровых, хочу поглядеть, чем девушек моих украсить, чем укрепить… Да и, может, работников сыскать. Нужда есть в разумных головах, в умелых руках. Под Лукошками ходы открылись. Я, слышь-ко, замыслила те ходы под себя взять, да устроить там погреба для вина заморянского, кипучки холодной.

Подвинула гостю блюдо с пирожками, сама