Что можно сказать после всего этого? Только одно — в этом поступке вся суть его отношения к людям и проявление всех профессиональных и человеческих качеств. Последующие годы не раз доказывали правильность моих выводов».

Второго октября 1993 года дочери Геннадия Николаевича Татьяне Селезнёвой исполнилось 20 лет. Она отправилась отметить событие с друзьями на правдинскую дачу отца. Папа с мамой остались в Москве: у Геннадия Николаевича был авиабилет на вечер 3 октября до Вены. Он собирался провести переговоры с австрийскими предпринимателями о выпуске версии газеты «Правда» на немецком языке. Геннадий и Ирина решили пройтись.

«В 1993 году мы жили на Красной Пресне, улица Павлика Морозова, — вспоминает Ирина Борисовна Селезнёва. — Оттуда видна гостиница „Украина“, недалеко Рочдельская улица. Таня уехала в Баковку с ребятами отмечать день рождения. А мы были у себя дома и пошли к „Белому дому“. Это рядом. Тогда еще забора вокруг не было. Мы гуляем там с Геной и видим: народу много набралось. С палатками все сидели. А у нас всего-то — спуститься с Павлика Морозова, там, где церковь. Спустились, по Рочдельской прошли — вот тебе и „Белый дом“.

И сколько там народу было! Потом смотрим — грузовики. И едут люди в этих грузовиках. Я говорю: „Как же они проедут через весь город? И никто их не задержит?“ Они ехали к „Останкино“. Там потом стреляли. А у меня на Кашенкином Лугу, где „Останкино“, техникум, где я работала».

Территория истории

С чего вообще началось тогдашнее противостояние? С Указа Президента РФ Б. Н. Ельцина от 21 сентября 1993 года N 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». В нем говорилось: «В Российской Федерации сложилась политическая ситуация, угрожающая государственной и общественной безопасности страны. Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция политике всенародно избранного Президента Российской Федерации, попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти вместо Совета министров со всей очевидностью свидетельствуют о том, что большинство в Верховном Совете Российской Федерации и часть его руководства открыто пошли на прямое попрание воли российского народа, выраженной на референдуме 25 апреля 1993 года».

Далее предлагался способ лечения «угрожающей ситуации»:

«В сложившихся условиях единственным соответствующим принципам народовластия средством прекращения противостояния Съезда, Верховного Совета, с одной стороны, Президента и Правительства, с другой, а также преодоления паралича государственной власти, являются выборы нового Парламента Российской Федерации. Такие выборы не являются досрочными выборами Съезда народных депутатов Российской Федерации, Верховного Совета Российской Федерации и не нарушают волю народа, выраженную на референдуме 25 апреля 1993 года».

А как прекратить противостояние властей? Волевым диктаторским роспуском Верховного Совета?

События, однако, разворачивались совсем по-другому.

В Москве стало популярным слово «штаб». Еще 23 сентября, через день после подписания указа № 1400, группой боевиков был атакован штаб Объединенных Вооруженных сил СНГ: убили милиционера, «сняли» пулей и любопытную пенсионерку, наблюдавшую из окна. К вечеру 24 сентября несколько подразделений московского ОМОНа выдвинулись в сторону так называемого «Белого дома» — облицованного белоснежным мрамором здания, которое занимал Верховный Совет РФ во главе с ученым-экономистом, членом-корреспондентом РАН Русланом Хасбулатовым; там же в то время находился мятежный вице-президент России, Герой Советского Союза, боевой летчик, генерал-майор авиации Александр Руцкой. Именно с 23.09.1993 по 4.10.1993 в «Белом доме» проходил Х съезд народных депутатов РФ. Штаб по защите «Белого дома» приказал заблокировать все входы в здание.

Людмила Матвеевна Сёмина, журналист, ныне руководитель Клуба журналистов всех поколений «Комсомольской правды», как всегда, пришла на работу в «Белый дом»:

«Я там была, когда шла последняя сессия Верховного Совета Российской Федерации, которую вел Хасбулатов. Это была важная сессия, которая распределяла портфели: кому какой комитет достанется. А я в это время была пресс-секретарем партии Руцкого — народной партии „Свободная Россия“, стала еще и пресс-секретарем общественно-политического объединения „Гражданский союз“. Когда Хасбулатов и Руцкой объединились, Вольский также входил в этот союз. „Гражданский союз“ был примерно как сейчас „Единая Россия“, т. е. правящим объединением в том Верховном Совете. Это была мощная группировка.

В ночь на 3 октября „Белый дом“ весь как будто вымер. Кто куда делся — неизвестно. А меня как занесло туда, так я всю ночь там и просидела. Было такое ощущение, что я вроде как должна там быть, потому что происходит какое-то историческое событие, и я как руководитель пресс-службы обязана быть на месте. Мало ли что, вдруг понадобится информация для работы.

Я сидела в комнате фракции „Свободная Россия“. И вдруг появился сотрудник нашего аппарата и, не обращая на меня внимания, как будто бы меня нет, начал шарить по столам, вытаскивать все бумаги, судорожно их перелистывать, выдергивая оттуда какие-то листы. Он мародерствовал. Не потому, что пытался спрятать какие-то государственные тайны, нет, — он вытаскивал то, что может потом быть ему полезным. Продать или еще как-то использовать. Он был работником нашей партии, экономическим обозревателем. Я впервые своими глазами увидела одного из тех, кто потом разворовал все архивы. Сегодня приходишь в архивы, особенно в комсомольский (я собирала там материалы о главных редакторах „Комсомолки“), — и пустые папки. Два-три листочка. Все разворовано и продано.

Утром я пошла в столовую „Белого дома“ на верхнем этаже. Верхний этаж был пешеходный. Можно было пройти вокруг всей этой башни по кругу и спуститься к тому отсеку, который тебе был нужен. Столовая вся была забита мужичками в телогрейках, в ватниках, перепоясанных ремнями. Народное ополчение, свезенное со всей России. Причем все такие тихие, незаметные. Вроде и есть они, и нет их. Это Руцкой их свозил».

И вновь Ирина Борисовна Селезнёва:

«Назавтра, когда Гена уже был в Вене, у нас начались обстрелы. Весь этот район, включая и нас, наш дом, а тут очень много жилых домов, оцепили. Гена уехал в аэропорт еще до оцепления. Танки пошли через нас.

Стреляли на нашем доме. Таня мне говорит: „Я НВП проходила, начальную военную подготовку. Если пули трассирующие, то это от нас“. И добавила, что к нам это не попадет. Я думаю: „Боже, а мы ведь здесь живем. Другие могут отвечать выстрелами по нашему дому. Боже, как страшно!“

Стреляли и в „Белом доме“. Стекла тогда там стали лопаться, дым шел. У нас прямо ужас что творилось. Невозможно было ни дышать, ни сидеть в квартире. Я не знала, что делать. Подумала: „Документы взять“. А