картонок. Покупая их в церковном киоске и развешивая, прихожане неназойливо напоминали Боженьке о своих молитвах за кого-то из близких или за что-то из мира вещей… Вернувшись на судно, мы с Еленой немножко подождали, пока не вернулась радостная толпа беглянок с высокими объемными пакетами от греческих шубных коммерсантов в руках, и все вместе пошли на ужин.

Именно в 1992 году эти два слова: «Греция» и «коммерция» потрясали всю газетную Москву. И в связи с чем? С именем Геннадия Селезнёва.

— Ты слышала? Ты слышал? Селезнёв, коммунист наш правоверный, грекам продался. Коммерцию с ними затеял!

И это часто говорили люди, сами ни разу не коммунисты, которые по определению никогда не могли бы претендовать не то что на пост Г. Н. Селезнёва в «Правде», но даже на знакомство с ним.

Мне нужна была правда. Когда мы заговорили об этом много лет спустя с Владимиром Федоровичем Ряшиным, бывшим спецкором, ответственным секретарем, заместителем главного редактора «Правды», затем редактором «Правды пять», он предложил: «Татьяна Александровна, а давайте я все это вам напишу? Всё, что я знаю и помню?»

Так я узнала детали о своеобразной уютной «шубе из Греции», которая в тяжелейшие времена согрела и спасла как саму газету «Правда», так и ее уникальный коллектив. То есть о взаимовыгодных отношениях редакции «Правды» с семьей греческих коммерсантов и о самой этой семье.

Публикую здесь текст, написанный журналистом В. Ф. Ряшиным для этой книги, почти без правки и сокращений:

Селезнёв, начисто лишенный страха, был вдобавок ко всему и чересчур доверчив. Он и мысли не допускал, что человек, набивающийся к нему в друзья, способен носить камень за пазухой, который — придет час — полетит в его же, селезнёвскую, голову. Оставалось лишь удивляться, как Геннадию удалось не только уцелеть в среде комсомольской и партийной элиты, где хватало и интриг, и коварства, но и сделать блестящую карьеру на журналистском и партийном поприще. Тут самое время вспомнить строки Евгения Евтушенко:

Я делаю себе карьеру

Тем, что не делаю ее.

Однако пора переходить к событиям, изменившим вектор дальнейшего жизненного пути Селезнёва.

Итак, октябрь 1993 года — месяц расстрелов, арестов, запретов. Остановлен выпуск «Правды» и других газет, открыто поддержавших Верховный Совет РСФСР в противостоянии с Борисом Ельциным, лишенным Конституционным судом РФ президентских полномочий. Ну и кто же выступил в защиту старейшей русской газеты, перевод очередного номера которой ежедневно подавался в советскую эпоху лидерам великих держав вместе с утренним кофе? Ответом была тишина. И на Западе, готовом бороться за свободу прессы как на Марсе, так и на просторах нашей бедной Родины, где еще неделю назад почти в каждой пивной можно было обнаружить ораторствующего ветерана демократического движения лет эдак тридцати от роду. И вдруг всех бесшабашных говорунов лишили дара речи. Будто кто-то щелкнул выключателем — и нет звука.

Неожиданно сквозь эту всеобщую немоту пробился голос человека, которому, казалось бы, следовало быть тише воды, ниже травы: президент АО «Правда интернэшнл» 70-летний Яннис Янникос в адресованном Ельцину письме юридически обосновал необходимость возобновления выпуска «Правды». Одновременно он обратился к ряду зарубежных политиков с просьбой поддержать опальное российское СМИ.

После расстрела парламента и запрета «Правды» и других изданий, открыто поддержавших Верховный Совет РСФСР, в редакции активизировались журналисты, готовые вписаться в ельцинский режим. Сторонники компромиссных решений зашли так далеко, что были согласны принять ультиматум властей: «Правда» начнет печататься вновь лишь после смены названия. Мол, чем плох предлагаемый чиновниками логотип «Путь Правды»?

Конформизм входил в моду. Вчерашние гвардейцы агитпропа ЦК КПСС покорно «приняли к сведению» — так было сказано в резолюции редакционного совещания — приказ первого заместителя министра печати Давида Цабрии: уволить главного редактора Геннадия Селезнёва, его заместителя Александра Ильина назначить и. о. главреда. Оставалось лишь поддержать это решение на общем собрании правдистов.

Собрание журналистского коллектива, который являлся учредителем газеты, было назначено на 26 октября 1993 года. На нем предстояло избрать главного редактора и новый состав редколлегии. День за днем, дата за датой… Вроде бы сухая хроника, но сколько за ней страстей, выплескивавшихся в споры, что скрывать, — порой пьяные крики, взаимные обвинения.

Согласно президентскому указу и министерскому приказу сотрудникам редакции запрещалось работать. А безделье, как свидетельствует многовековой опыт человечества, — самая благодатная почва для культивирования сплетен и слухов. Теперь даже девушки, условные «Маша и Даша», недавно носившиеся по коридорам с еще сырыми газетными полосами, пускались в рассуждения о том, что любитель конного спорта Селезнёв вышиблен из седла и не быть ему больше главным. Мол, это он довел до ручки газету № 1, приведя греков.

Конечно, «Маша и Даша» не сами дошли до столь значительных социально-политических открытий. Тут дело не обошлось без весьма достойных просветителей — условных спецкора Саши и обозревателя Паши, угощавших девушек под болтовню коньяком.

Хотя они-то прекрасно знали, каким долгим и тяжелым был путь «из греков в варяги» Янниса Янникоса и его сыновей Теодора и Христоса.

…Многие русские туристы, побывавшие на греческом острове Керкира (Корфу), говорят о нем: вот где настоящий рай. Но странно устроен наш мир: по соседству с раем обязательно найдется место для ада. Так и на Керкире, где в местной тюрьме Яннис провел около 10 лет. В 1945 году он, активный участник греческого антифашистского Сопротивления, с осени 1941-го сражавшийся с итальянскими и немецкими оккупантами, был арестован вместе с большой группой товарищей, протестовавших против антинародной политики послевоенного марионеточного режима, покорно исполнявшего приказы лондонских и вашингтонских эмиссаров.

Суд приговорил 22-летнего Янниса к смертной казни. В ожидании ее он провел не один год в аду на райском острове. После четвертой смены правительства в Афинах смертный приговор ему заменили на пожизненное заключение. Потом последовало очередное смягчение наказания. Наконец в 1956-м он вышел на волю.

Что же было позади у 33-летнего грека? Партизанская юность, тюремная молодость?

Не только. Ему хватило физических и душевных сил заниматься самообразованием даже в камере смертников. Можно сказать, что там, за решеткой, Яннис окончил университет, став блестящим знатоком русской художественной и научно-популярной литературы. И это предопределило его успех на издательском поприще. Янникос выбрал для себя узкую нишу, где у него не было конкурентов: выпуск советских книг академического, научно-информационного характера. Издание переводов «Большой советской энциклопедии» принесло Яннису и признание профессионального сообщества, и всегреческую славу.

Но сделаем здесь паузу и вернемся к вопросу, не потерявшему до сих пор актуальности: греки сами учуяли в «Правде» лакомый кусочек и решили его съесть