Шрифт:
Закладка:
Командовал кораблем капитан третьего ранга Ершов.
Еще в штабе, услышав это, я чуть было не вскрикнул: «Как? Неужели тот самый?» Да, это был тот с а м ы й капитан третьего ранга Ершов… Незадолго до войны он начал бывать в доме, о котором мне придется часто говорить в моих записках. Но так случилось, что мы не встретились с ним в то недавнее время, хотя уже тогда, прослышав о нем, я не остался равнодушен. Разумеется, для этого были свои причины.
Теперь мне говорили, что рот, дескать, суждено мне служить на одном из лучших кораблей флота под командованием одного из лучших командиров. При этом замечали, что с Ершовым нелегко.
Я прибыл на корабль и явился к командиру «Скифа» одновременно со своим товарищем по училищу артиллеристом лейтенантом Дорошенко.
Вахтенный командир доложил, и Ершов принял нас у себя в каюте.
За приоткрытой дверью, несмотря на позднее утро, еще горело электричество. В кресле у стола я увидел его со спины — сильные плечи, смолисто-черная голова.
— Входите!
Я перешагнул порог со смешанным чувством любопытства и некоторого стеснения. «Сказало ли ему что-нибудь мое имя?» — подумалось мне. То, что командир корабля даже не сразу обернулся к вошедшим офицерам, понравиться не могло ни мне, ни Дорошенко. Но вот он встал, застегивая воротник кителя, оглядел исподлобья темными горячими глазами, выслушал немногословный рапорт.
— Назначение оставьте у меня, — пробасил Ершов. — Явитесь оба к старшему помощнику и занимайте штатные каюты. Вы, товарищ Вешнев, сегодня же принимайте БЧ. Всё.
— Всё! — за порогом каюты повторил в тон добродушный Дорошенко. Не знал он, что у меня с Ершовым как бы особые счеты.
Нет, не всё… Из каюты Ершова я вышел, так и не поняв, знает ли он меня, или мое имя ему ничего не напомнило.
Место в штатной каюте связиста оказалось временно занятым, и я провел несколько ночей в маленькой штабной, рядом с каютой командира корабля. По утрам за переборкой фыркал и покрякивал, умываясь, Ершов.
Слышал я, что в юности он был известным спортсменом, гонщиком и боксером. Не знаю, как насчет боксерской перчатки, но я никогда не избавлюсь от впечатления, что Ершову нужен не кортик — ему не хватает доброй казацкой шашки. В его черноусом смуглом лице все какое-то казацкое — и горячие глаза, и спадающий на лоб чуб. Всегда он действует с резкой прямотой. Речь его звучит отрывисто, движения нетерпеливы, даже капризны. С ним действительно трудно, с ним неуютно.
Вскоре после моего прихода на корабль случилась у меня неприятность. Мелочь. Но в нашей жизни мелочи чувствительны — все происходит на людях. Возможно, я принял этот случай с излишней мнительностью.
В Севастополе корабль стоял у стенки завода. Мне нужно было опустить письмо в почтовый ящик, а ящик за воротами — несколько минут туда и обратно. Увольнений с корабля не было, и я сыграл на добродушии вахтенного командира. Как раз в эту минуту Ершов вышел на палубу и увидел на берегу мою спину.
— Куда он?
— За ворота, опустить письмо.
— Вернуть немедленно.
За мной вдогонку бежит краснофлотец, но ворота уже близко, и письмо я все-таки опустил. Может быть, именно потому, что письмо адресовалось как раз в Одессу нашей общей с Ершовым знакомой.
Я даже готов был заподозрить, что Ершов знал, куда адресовано письмо.
Ершов ждал меня на юте.
Я выслушал все, что полагалось по этому случаю терпеливо выслушать.
Держался я с видом бодрой независимости. Это не спасло меня. К вечернему чаю несколько человек принесли в кают-компанию запечатанные конверты с просьбой сбегать к почтовому ящику. В утешение говорили, что Ершов человек справедливый, незлопамятный, к мелочам не придирается. Мало о ком помнит, но в просьбах не отказывает, только терпеть не может строевых претензий, всегда похожих на жалобу.
Вот таким образом судьба свела меня с Ершовым в дни боевого крещения на одном из лучших кораблей флота.
Хотя и пристала бы, на мой взгляд, нашему командиру казацкая шашка больше, чем кортик, одно я понял сразу: командир для «Скифа» выбран чрезвычайно удачно.
«Скиф» строился в Италии как скоростной разведчик. При стандартном водоизмещении в три тысячи двести тонн он развивал скорость хода до сорока трех узлов.
После сдачи ходовых испытаний в Ливорно кораблю была выдана международной рекордной комиссией голубая лента. С лентой почета, протянутой от гюйсштока до клотика фок-мачты, от фок-мачты до грот-мачты и оттуда до кормового флагштока, — с голубой лентой, трепещущей над кораблем, сам окрашенный под цвет Лигурийского моря веселой светло-голубой краской, «Скиф» совершал переход в отечественные воды. Об этом любил рассказывать наш ППС — Сыркин.
В своей черноморской базе «Скиф» получил превосходную артиллерию и мощное торпедное вооружение.
Корабль принимал столько топлива, что мог без возобновления запасов шесть раз пересечь Черное море с востока на запад и обратно.
О Ершове говорили, что он любит езду на мотоцикле. Ему нравится, чтобы под ним трещало и стреляло, чтобы быстро мчалась земля. Вокруг корабля было море. Но и здесь на полном ходу все гудело и содрогалось.
Быстроходность, подвижность, прекрасные маневренные качества лидера восхищали самых горячих, самых неусидчивых командиров. Только сумей, если можно так выразиться, оседлать корабль.
И нетрудно было заметить, что яростный кубанец Ершов в этом седле чувствует себя уверенно.
ПОД БАЛКОНОМ НЕ СТОЯТЬ!
К Одессе мы подошли ночью.
Сбавив ход, приближались к повороту.
Справа от нас, в районе лиманов, вспыхивали быстрые зарницы пушечных залпов, наблюдались взрывы, пожары, чернильно-синее небо прочерчивали цветные трассы огня.
Над морем качнулся луч прожектора, на короткое время слабо осветил лица сигнальщиков, пронесся дальше, погас. Мне казалось, что я уже чую носом дыхание знакомых ветерков.
Над горизонтом, между неподвижными звездами, по краям облаков рассыпались мгновенные красноватые блестки, где-то далеко вела огонь зенитная артиллерия — должно быть, наши крымские самолеты бомбили румынские позиции.
Передние корабли каравана уже втягивались в гавань, гудение боя на берегу теперь слышалось ясно.
— Можно ворочать, — доложил Ершову штурман Дорофеев.
— «Абхазия» уже вошла? — спросил тот.
— Вошла.
— Лево руля! — выкрикнул командир.
Корабль покатился влево.
— Вы видите тральщики? — запросил Ершов вахтенного командира. — Следите за ними, они остаются слева по корме.
Транспорты уже были в гавани и беспокойства нам не внушали.
На самом тихом ходу плеснула волна. Корабль лег на створы. Люди на мостике разговаривали вполголоса.
— То горит за Лузановкой, — сказал один из сигнальщиков.
— Да,
