достоинств. Особенно армии. Он всегда указывал нам на необходимость поднять наше образование, технику, выучку и дисциплину до высоты германских. Мы, не только юноши, но и убеленные сединой старые кавказские ветераны, побывавшие с ним в боях, восхищались своим вождем и серьезно мечтали с ним идти на край света, веруя, что он все обдумает, предвидит, а если решит действовать, то сам первый и пример нам покажет.

Нас, учащихся и стремящихся расширить свое образование, Михаил Дмитриевич искренно поощрял добиваться своей цели с напряжением всех сил и энергии. Лично меня поражало в его наставлениях постоянное напоминание о том, что «великое дело требует не только ума, но и великого сердца» от всякого начальника, а успех его при всех расчетах и предвидениях прежде всего зависит от веры подчиненных в своего руководителя и начальника. Поэтому каждый начальник должен стремиться к изучению и обладанию сердцами своих подчиненных и развивать в себе искусство внушать и переливать в их умы и сердца свои идеи, свое стремление во что бы то ни стало осуществить их до победного конца.

Между тем, время шло быстро за развертывающимся планом академических занятий. Прошли благополучно весенние переводные экзамены в старший курс академии. Мы все отправились на летние практические работы около селения Токсово. Здесь пришлось жить в чухонских избушках, работать от рассвета до заката солнца, выполняя в установленный срок инструментальную, топографическую, а затем генеральную съемку. Жили мы в одиночку или небольшими группами, если участки работы были смежными. Множество дачников из столицы проживали с этой местности, и невольно пришлось знакомиться с иногда назойливыми наблюдателями и наблюдательницами нашей полевой работы. Отношения местного населения, да и самих дачников к нам, учащимся, всегда было доброжелательное, а часто и гостеприимное. Жизнь, в общем, была не дорога, но с пищей приходилось туго: обходились чаще всего молоком, яйцами и черным хлебом.

Иногда новые знакомцы-дачники приглашали запросто к себе, но время у нас было на строгом учете и терять его без тяжкого риска было нельзя. Свои работы я закончил в установленный срок. Комиссия из преподавателей, объезжавшая весь район в установленные дни и часы, признала мои работы удовлетворительными. К началу августа мы вернулись в столицу, и потянулся второй период (осенний) экзаменов, завершившихся переходом на старший курс. Я был уже в это время переведен из артиллерии в инженерные войска и состоял штатным слушателем академии. Освободившись от академических срочных занятий, я свой досуг опять стал чаще посвящать работам в Географическом о[бщест]ве и писанию некоторых статей под руководством генерала Н.И. Гродекова в его труде по истории войн в Закаспийском крае.

Всеволод Порфирьевич Каховский

Однажды я получил очень любезное письмо от директора Военно-Педагогического музея[113] (так называемый «Соляной городок») генерал-майора Всеволода Порфирьевича Каховского[114](сына знаменитого декабриста). Явившись на зов этого лица, прославившего себя уже самой широкой и просвещенной общественной педагогической деятельностью, я встретил в его семье необычайно сердечный и ласковый прием. Старик-генерал познакомил меня в краткой беседе с целью и задачами созданного им музея и перешел к деловой стороне. Он развернул передо мной целую панораму задуманных им чтений для народа, солдат и учащихся в военно-учебных заведениях. Такие чтения были разрешены со свободным допуском народа лишь после самых настойчивых и длительных хлопот перед правительством и то лишь при условии полной личной ответственности за их безопасность со стороны В.П. Каховского, которому покровительствовал в этом деле как военный министр граф Д.А. Милютин, так и сменивший его ген[ерал] П. Ванновский. Меня глубоко захватила эта идея, и я с увлечением слушал Виктора Порфирьевича и его страстную речь о широкой постановке народных чтений с туманными картинами в залах Военно-Педагогического музея («Соляной городок»). Наша беседа на эту тему закончилась тем, что в моем скромном лице В.П. Каховский приобрел искреннего поклонника своих идей. Он мне в заключение сказал, что слышал давно о моих публичных докладах и, стремясь отовсюду привлекать лекторов для народных чтений в музее («Соляной городок»), усердно просит меня не отказаться в ближайшее воскресенье в 4 ч. дня прочитать для народа о войне с туркменами в Закаспийском крае под начальством г[енерала] М.Д. Скобелева. Для туманных картин к чтению он просил дать мои наброски, которые (по газетной рецензии) уже фигурировали в моем докладе Геог[рафическо]му обществу; он же прикажет в мастерской музея немедленно их сфотографировать, раскрасить по моему указанию, и все будет готово к ближайшему воскресенью. Я же должен составить программу своего доклада, примерно на 45 минут. Вообще же, он сказал, что в больших народных собраниях дольше читать очень тяжело для слушателей, так как чтению предшествует всегда короткое слово директора музея, удлиняет чтение показ картин, а после чтения следует еще концертное отделение (несколько солистов-артистов с аккомпанементом пиано или лиры; иногда скрипка или виолончель с аккомпанементом)

Я с радостью согласился принять участие во всех работах В[оенно]-Педагогического музея совершенно бескорыстно, так как меня целиком захватила такая просветительская общественная работа для народа и солдат. Все, что от меня просили, я сделал охотно. Впоследствии я стал своим человеком в музее, принимая участие во всех его заседаниях (по вечерам), в его жизни, успехах и огорчениях.

Мое первое чтение (в большом зале музея) в присутствии около 1ооо человек прошло с полным успехом и очень заинтересовало слушателей. Военное ведомство, узнав об этом, распорядилось посылать в музей в назначенное время учащихся в кадетских корпусах. Затем меня стали приглашать прямо в корпуса, где дети с восторгом слушали мой скромный рассказ с туманными картинами.

Так как в скобелевском походе принимали участие и моряки, то из Кронштадта я получил очень любезное приглашение от главного командира над портом (адмирала Новикова) прочесть лекцию о войне в Закаспийском крае для матросов, в морском манеже. Эту лекцию пришлось прочесть в огромном манеже, битком набитым моряками: и офицерами, и матросами, примерно свыше 5000 слушателей. Моряки, среди которых были и участники экспедиции, приняли мой доклад с туманными картинами с великим удовольствием и теплотой, обласкав лектора своими аплодисментами и сердечным гостеприимством. Словом, установилась постепенно моя репутации, как желательного лектора для народной аудитории. Впоследствии за мою же добросовестную без отказа и бескорыстную работу на этом поприще в течении зимнего сезона В[оенно]-Педагогический музей почтил меня серебряным (вызолоченным) значком, как одного из учредителей музея.

Правда, эти чтения отнимали у меня зимою в каждой неделе два, иногда даже три, вечера, но я охотно их произносил, сознавая важность участия в общественной просветительской работе. Тяжёлая