Циньсю. В нем пробудились воспоминания об истории свитка, которую читали поколения его предков, раз за разом, вплоть до полного запоминания… и об У Циньсю из Фаньяна, который сдал сложные экзамены на степень чиновника и, кажется, прочел бы даже белый лист.

— Удивительно! Вот оно как…

— Это было первое внушение, за которым последовало второе, введшее Итиро Курэ в заблуждение. Идея скрывалась в шести рисунках с трупом.

— Триггер? То есть У Циньсю…

— Да. Если посмотреть поверхностно, история У Циньсю началась с преданности императору и родине, а завершилась самоубийством. Однако при детальном рассмотрении можно увидеть, как постепенно чувство долга трансформировалось в чистое извращение. Так в процессе перегонки из опилок получается алкоголь…

Я не проронил ни слова.

— Впрочем, суть этого процесса не объяснить даже за год или два лекций… Но если набросать вкратце, что я и хотел сделать в конце своей работы «О психической наследственности», которую сжег вчера, то получится вот что… Как я уже говорил, изначальный мотив, сподвигший У Циньсю на его труд, — священная, несравненная верность императору и родине — лишь видимость. И если мы копнем чуть глубже, то за этой священной и несравненной верностью непременно отыщется извращенная психология художника, которую сам У Циньсю не замечал. Иначе никак не объяснить цель создания и логику этого свитка.

— Цель создания свитка?..

— Да… Уже при сопоставлении истории свитка и его содержания можно заподозрить, что истинный мотив У Циньсю был далек от заявленного. Ведь и шести рисунков вполне бы хватило, чтобы предостеречь Сына Неба. Плотская красота тленна, жизнь изменчива… Но доказательства лучше слов, верно? Ты же сам испугался, когда это увидел?

— Да…

— Конечно! Нарисуй он еще одну, седьмую картину, на которой тело уже высохло, этого было бы предостаточно, чтобы завершить свиток. На оставшемся белом пространстве можно было бы написать предостережение императору или рассказ о пережитых трудностях, а затем покончить с собой. Этого вполне бы хватило для вразумления слабонервного Сына Неба. Однако У Циньсю без устали приносил новые и новые жертвы… Он мог бы спокойно дождаться, когда останки госпожи Дай превратятся в белые кости, и без проблем закончить свиток, а не передавать его потомкам в незавершенном состоянии, как психическое внушение и проклятие всего рода Курэ. Зачем он создал эти проблемы, которые тысячу сто лет спустя послужили ценным психическим материалом для наших исследований?

Я невольно вздохнул. Речи доктора Масаки привлекали меня демоническим очарованием, но внутри нарастало какое-то непонятное, безумное сомнение…

— Ну как, интересно? Поначалу кажется, что вопрос-то праздный, а потом он вдруг делается важнейшим. И чем больше думаешь о нем, тем меньше понимаешь. Ха-ха-ха… Но, чтобы разгадать эту тайну, нужно изучить исходные психические факторы, заставившие У Циньсю создать этот свиток, изучить его душевное состояние и отыскать причину противоречий. Впрочем, это совсем несложно. Сняв с душевного состояния У Циньсю внешний покров под названием «верность императору и родине», мы увидим изначальные психические факторы, и прежде всего — огонь честолюбия. Затем пылает страсть к искусству, а еще глубже, на самом донышке, — любовь и половое влечение. И эти четыре жажды спеклись воедино и достигли нечеловечески высоких температур. Иными словами, в случае У Циньсю вся эта поразительная верность императору и родине является комком удивительно низменных, извращенных желаний.

Я машинально вытер нос платком. Казалось, доктор Масаки разбирает и анализирует мою психологию.

— Думаю, дело тут вот в чем. Когда У Циньсю увидел, что великий поэт Ли Бо снискал благоволение Сюань-цзуна, воспевая в стихах блеск и разврат императорского двора, то решил прославиться благодаря заслугам противоположного свойства и вписать свое имя в хроники. Изображу, мол, неслыханные диковины своей кистью и приведу в ужас всех будущих обитателей Поднебесной. Крайняя степень тщеславия, присущая юным художникам с задатками гения. Кроме того, он обладал мужественной наружностью под стать своему таланту и был на вершине счастья вместе с молодой женой, по уши в него влюбленной и вдобавок готовой на все. Однако банальные плотские утехи наскучили У Циньсю за несколько месяцев, а страстное желание день ото дня лишь разгоралось, и без крайне плохого и жестокого обращения с его прекрасной супругой желание это никак нельзя было удовлетворить. Такая сверхъестественная страсть, или же половое чувство, часто обнаруживается в людях гениальных или весьма талантливых. Наконец… верх восхищения красотой — это ее разрушение, в процессе которого можно хладнокровно наблюдать самые страшные и уродливые вещи… И вот, подогреваемые страстью к искусству, эти четыре желания накалились добела и претворились в конкретный план. Вполне возможно, что сам У Циньсю свято верил, будто им движет одна верность, однако рисунки на свитке обнажают изнанку его психического состояния. Эти изображения женщины в разных стадиях разложения…

Перед моим взором опять чуть было не всплыли картины с трупом, но я протер глаза, и взгляд мой упал на золотых вышитых львов, вплетенных в ткань свитка. Я будто приказывал им: «Не выпускайте!»

— Скрупулезно изображая мертвую красавицу и процесс разложения, У Циньсю ощутил неописуемое удовольствие. Об этом недвусмысленно говорит все большая четкость линий и детальность прорисовки. Тело этой женщины, наделенное естественной природной красотой, олицетворявшее гармонию и радость благодаря совершенным краскам и формам, все быстрее и быстрее теряло какую бы то ни было привлекательность. Оно становилось все мертвеннее и страшнее, покрывалось жуткими язвами и вскоре приобрело чудовищный облик. О, что за невообразимое зрелище представляли собой эти метаморфозы!.. Глядя на непостижимую симфонию разложения красоты, запечатленную на этом свитке, человек испытывает чувства, ни в коем разе не сопоставимые с чувствами историка, что описывает закат и падение цивилизации. Опьяненный восторженным самозабвением, в котором смешались верность, жажда славы, любовь к искусству и страсть, У Циньсю рисовал все изящнее, без устали и малейшей жалости. Увидев же, что от мертвого тела остались одни белые кости, он решительно отбросил кисть и поднялся. Горячее желание снова пережить этот опыт смутило У Циньсю и наполнило его душу трепетом. Вдобавок… наверняка на У Циньсю мучительно и жестко воздействовало половое чувство, разожженное долгим воздержанием. И это воздействие активно передавалось, анализировалось, изменялось и распределялось посредством истрепанной нервной системы, что привело к острому возбуждению во всем теле. Полагаю, что извращенная природа полового чувства и неописуемые, пронзительные воспоминания У Циньсю буквально разрывали каждую клетку его организма. — Помрачневший голос доктора Масаки, в котором звучали ноты драматизма, умолк.

Я по-прежнему смотрел на вышитых львов, хотя от усталости мое зрение потеряло четкость. Неожиданно сквозь пелену, застившую взгляд, я почему-то обратил внимание на один цвет — травянисто-зеленый.

— В итоге верность, патриотизм, честолюбие, красота,