Хаббазу. — Тогда позволь мне задать тебе пару вопросов. Предположим, после того как наше предприятие завершится, как бы оно не завершилось, ты вернешься в Зуаб. Ответь, будешь ли ты чувствовать себя легко, снова оказавшись под властью Энзуаба? Будет ли тебе удобно жить под сильной рукой вашего городского бога?

— Энзуаб — это же не Энимхурсаг, — сказал Хаббазу. — Он наш повелитель. Он правитель Зуаба. Но он правит не марионетками, заставляя их ходить туда-сюда по своей воле.

— А я так и не говорил, — Шарур серьезно смотрел на вора. — Я только спросил: будет ли тебе легко под властью Энзуаба, каким бы он не был? Когда он прикажет тебе в очередной раз ограбить караван, или оставить кого-нибудь в покое, подчинишься ли ты ему с такой же радостью, как раньше? Как всегда подчинялся?

— Он мой бог, — резко сказал Хаббазу. — Конечно, я буду ему подчиняться. — Тут до него дошло, что Шарур спрашивает не об этом. — Ну да, я буду рад… — вор замолчал и неуверенно посмотрел на сына старшего торговца. Подумал. Скривился. Шарур как будто видел, как в его сознании колеблются чаши весов. Покачавшись, они достигли равновесия. Для самого Хаббазу это, похоже, стало неожиданностью. — Да, пожалуй, я слишком долго общался с гибильцами. То, как они думают, и меня сбило с толку.

Эрешгун и Шарур улыбнулись.

— Ты слишком долго общался со свободными людьми, — значительно произнес Эрешгун. — А до этого ты слишком мало знал о нравах свободных людей. И сам того не заметил, как стал свободным человеком.

— Пусть будет так, раз ты так говоришь, — сказал Хаббазу. — Я не стану спорить с хозяином.

— Ну, тогда, — сказал Шарур, — тебе уже проще принять мысль о том, чтобы сломать нечто, о чем в твоем сне говорили всякие важные существа, называя это своим?

— Ладно. Приму, — тут же ответил Хаббазу. — Не был бы ты сумасшедшим гибильцем, ты бы тоже не сразу принял такую мысль. Быть свободным или почти свободным от бога своего города — это одно. А нанести удар тем, из моего сна — Шарур отметил, что вор не назвал сущности из сна богами, — это совсем другое. Не удивительно, что меня смутил такой подход.

— Не удивительно, — согласился Эрешгун. — Тогда позволь еще один вопрос: как думаешь, нам пойти на сделку с теми, из ваших снов, или проще сломать эту штуку, которую они считают своей?

— Это совсем другой вопрос. — Хаббазу подергал себя за бороду и надолго задумался. Наконец он сказал: — Может, все и не так плохо, если быть уверенным, что мы избежим гнева наших богов.

— Нет, так не получится, — сказал Шарур. — Никакой уверенности у нас быть не может. Надеяться… да, надеяться мы можем. А еще можем действовать.

— Если мы решим сломать то, что гости из сна считают своим, я же никогда не смогу вернуться в Зуаб, — печально сказал Хаббазу. — Как я покажусь на глаза Энзуабу? Как я скажу ему, что ослушался? Как я объясню, что действовал по собственному усмотрению, а не по его воле?

— Но ты же сам говорил, что Энзуаб не Энимхурсаг, — ответил Шарур. — Я тебе поверил. Я признал, что ты правильно рассудил. Так что теперь, скажешь, что ошибался?

Хаббазу покачал головой.

— Энзуаб — точно не Энимхурсаг, он не станет управлять каждой мелочью в городе. Он вроде вашего Энгибила, ничего не станет делать без необходимости. Но когда он отдает приказ, надо его выполнять.

— Ну, с Энгибилом то же самое, — сказал Шарур. — Разница только в том, что Энгибил реже приказывает.

— Подожди-ка, — поднял руку Эрешгун, — разве ты не подчинился приказу твоего бога, мастер-вор? Ты пошел и украл из храма Энгибила некую вещь, которую эти, из снов, считают своей?

— Да, я украл эту вещь из храма Энгибила, — Хаббазу кивнул, — но я же не принес ее Энзуабу. Он вполне может обвинить меня в том, что я не выполнил большую часть его приказа, а за выполнение меньшей части не станет осыпать меня похвалами. Скорее всего, меня ждет изгнание. Буду доживать свои дни без города.

— Будешь доживать свои дни свободным человеком, во всяком случае свободным настолько, насколько возможно в этом мире, где боги всякий раз берут верх над человеком, если им приходит в голову такая блажь, — сказал Эрешгун.

— Другими словами, — вставил Шарур, — доживешь свои дни, как житель Гибила.

Глаза Хаббазу блеснули.

— Знаешь, сын главного торговца, сказанное твоим отцом мне как-то больше по сердцу.

— Давай, поиздевайся над этим городом после того, как сражался за него на войне, — со смехом сказал Шарур. Впрочем, он быстро стал серьезным. — Если мы сломаем вещь, которую некие сущности в нашем сне назвали своей, мы поможем стать свободными людям, живущим далеко от Междуречья.

— А что мне до них, если они живут где-то далеко? — спросил Хаббазу. — Я и о тебе-то не особо заботился, гибилец, пока Энзуаб не послал меня сюда храм ограбить.

— Хоть ты и не особо о нас заботился, — проговорил Эрешгун, — а все-таки стал похожим на нас. Разве это не научило тебя, что нельзя пренебрегать людьми только потому, что они живут далеко?

— В твоих словах кое-что есть, — признал Хаббазу. — Возможно, так и должно быть.

— Тогда идем? — спросил Шарур. — Надо же забрать из дома Димгалабзу ту штуку, которую твои ночные гости считают своей?

От такого приглашения Хаббазу не мог уклониться. Он вздохнул.

— Ладно. Идем. Надо и в самом деле вернуть эту вещь. — Он снова вздохнул. — И как только она окажется у нас, я, по вашим словам, начну становиться гибильцем. Ну, тут уж ничего не поделаешь.

Димгалабзу поклонился Эрешгуну. Он поклонился Шаруру. И с некоторым удивлением поклонился Хаббазу. После обмена вежливыми приветствиями, кузнец сказал:

— Не ожидал встретить тебя здесь, Буррапи.

— Если человек всегда оказывается там, где, как вы считаете, он должен оказаться, это скучный человек. — Хаббазу махнул рукой. — Вы согласны, мастер-кузнец?

Димгалабзу выглядел ошеломленным.

— Ну, я так не думал… Наверное, вы правы, хотя бы отчасти.