отмахнулся управляющий, — только поверить не могу. Могущественный лугал изменил своим обычаям, а это такая же редкость, как и отказ бога держать твою клятву. Но раз ты так говоришь, наверное, так оно и есть. Воистину, сын Эрешгуна, твои дела в последнее время приводят меня в изумление.

— Твоя правда, господин управитель. Мне и самому чудно. — «Это он еще всего не знает», подумал Шарур.

— Ну, вот, мы пришли. — Инадапа поклонился Шаруру. — Пойду назад, снова служить Кимашу, могущественному лугалу, хотя вряд ли я ему понадоблюсь в ближайшее время. — Он сложил руки на объемистом животе, покачал головой и пошел обратно к дворцу.

Шарур вошел в дом. Его порадовало, что Инадапа не пошел с ним в комнаты, потому что там как раз шла оживленная беседа между отцом и Хаббазу.

— Привет тебе, сын главного торговца, — поклонился Хаббазу.

— Привет и тебе, мастер-вор. — Шарур вежливо поклонился в ответ.

— Твой отец сказал, что ты еще не вернул чашку из дома Димгалабзу, если только ты не зашел за ней по пути из дворца Кимаша, — сообщил Хаббазу.

— Мой отец, как всегда, сказал правду, — ответил Шарур. — Нет, я не заходил за чашкой по пути из дворца могучего лугала. — Он развел руками. — Я бы зашел, но меня сопровождал управляющий Кимаша, поэтому я решил не заходить к Димгалабзу.

— Само собой, — довольно сухо произнес Хаббазу. — При управляющем этого делать не стоило.

— Вот и я так решил. — Шарур и мастер-вор поулыбались друг другу.

— А я как раз спрашивал, удалось ли уважаемому Хаббазу добыть эту чашку, — отец коротко взглянул на сына.

— А я как раз ответил «нет», — добавил Хаббазу. — Я не думаю, что нашего краткого знакомства хватило, чтобы твоя невеста отдала ее мне. К тому же я не хотел объяснять свой визит Димгалабзу.

— К тому же, насколько я понял, ты представился наемником Буррапи, — подмигнул отец Шарура. — Ведь ты назвался этим именем, когда вы встретились?

— Так и есть, — хором ответили Шарур и Хаббазу. Эрешгун одобрительно кивнул.

— Ну, учитывая твое ремесло, мне почему-то кажется, что ты мог бы и не встретить в этом доме ни Димгалабзу, ни саму Нингаль, — Шарур смотрел в глаза мастера-вора.

— Я и в самом деле искусный вор. Тут ты прав. — Хаббазу поклонился Шаруру. — Обычно мне помогает Энзуаб, лучший из воров. Но мы не в Зуабе. Но будь мы даже там, я не решился бы воровать что-нибудь из дома кузнеца. А уж здесь-то, в Гибиле, и подавно. Видишь ли, некоторые приемы, которые я получил от нашего бога, в кузницах работают плоховато.

— Вот, вот, — кивнул Эрешгун. — Кузнецы работают с металлом, полагаясь на собственную силу. Возможно, со временем она приобретет божественный характер, а может, и нет. Именно потому, что сила богов слабеет в их присутствии, а также в присутствии писцов — ведь их власть над словами — тоже сила, хотя тоже пока не божественная, — Кимаш и выставил их в первых рядах против Энимхурсага. Впрочем, ты сам это видел.

— Да, видел, — кивнул Хаббазу. — Тогда ослабление силы богов пошло нам на пользу. Вот потому я и не пытался, э-э, проникнуть в дом Димгалабзу тайком.

«Один раз не пытался, но в другой раз может и попытаться, — подумал Шарур. — Ведь сделал же вор вторую попытку в храме Энгибила». Но Шарур поспешил перевести разговор на другую тему. — Скажи, а тебе не снились прошлой ночью какие-нибудь странные сны?

Мастер-вор застыл с открытым ртом и несколько мгновений выглядел довольно глупо. Затем, собравшись с мыслями, он ответил:

— Раз ты спрашиваешь, я отвечу правду, а правда в том, что да, мне снились странные сны прошлой ночью.

— Как и мне, — кивая сказал Шарур. — И что, там было много э-э посетителей?

— Пожалуй, многовато, — ответил Хаббазу. — Насколько я помню, мне в жизни не приходилось видеть таких многолюдных снов.

— И в этих снах тебя уговаривали вернуть то, что, по их словам, принадлежало им?

— Было такое, — сказал Хаббазу. — И довольно настойчиво уговаривали. Награды сулили… В общем, довольно странно… Во сне я разговаривал с целой толпой. Они мне даже угрожали. А потом… потом все разом кончилось. Они пропали. Такое впечатление, что испугались, хотя не возьму в толк, что их могло напугать. Но, знаешь, я тоже испугался, да так, что проснулся. Но когда открыл глаза, вокруг никого не было, а я лежал на своей циновке.

— Что-то мне подсказывает, что нам снились очень похожие сны и в одно и то же время. —Шарур усмехнулся.

— Ты так считаешь, купеческий сын? — спросил Хаббазу. — А в твоем сне они тоже чего-то испугались?

— Это я их напугал, — Шарур задумчиво посмотрел в окно. — Мы обсуждали с ними некую вещь, которую они считали своей. Думали, возвращать ее им или оставить у меня. Но тут я во сне спросил, что будет, если я просто сломаю то, о чем мы говорим? Вот тут они испугались. Я проснулся, открыл глаза, и, как и ты, оказался один на своей циновке.

— Ты предложил… сломать какую-то их вещь, — Хаббазу произносил слова медленно, как будто с трудом выговаривая их. На лице у него читалась смесь восхищения и страха. — Знаешь, сын Эрешгуна, вот что я тебе скажу, и это истинная правда: такое могло прийти в голову только гибильцу.

Молчавший до сих пор Эрешгун заговорил:

— Ты прав. Только гибильцы из поколения моего сына могли бы такое придумать. У меня чуть сердце не оборвалось, когда услышал.

— И как теперь твое сердце? — участливо спросил Хаббазу.

— Дрожит, — ответил Эрешгун, — но уже не спотыкается. Мы в Гибиле быстро привыкаем к новым понятиям.

— Это заметно. — Судя по тону Хаббазу, вор не собирался делать торговцу комплимент.

— А ведь и ты начинаешь привыкать к ним так же быстро, — старший торговец, прищурившись, разглядывал вора. — Не хуже коренного гибильца.

— Что, заметно? — Хаббазу задумался. — А хоть бы и так, что с того?

— Спрашиваешь, «что с того»? — Шарур с усмешкой посмотрел на